— А что, в таком виде и будут выдаваться чертежи? Каляки-маляки какие-то, — один из сопровождающих чиновников брезгливо перебирает наши листочки, которые действительно после чердаков и подвалов выглядят не очень презентабельно.
— Нет, это только первоначальная информация, полученная нами непосредственно после измерений всех деталей и частей этого домика, — возмущается Павлов. Интересно, где он так гладко научился выражаться?
— Мы к выходным закончим отработку, вот тогда приходите. Всё вам покажем и расскажем, а пока — только промежуточный результат.
Смотреть у нас пока ещё действительно нечего. Вся компания подходит к окну, подражая главе обкома, бросает начальственный взгляд на площадь и потихоньку покидает комнату. Замыкает шествие сам Лигачёв.
Тут меня озаряет! — Егор Кузьмич, можно вас на минутку?
— На минутку можно, но только если действительно на минутку. — Шеф вальяжен и добродушен. Жаркий летний день располагает к размеренности и неспешности.
— Борис Рогов, Сибстрин. Я параллельно с учёбой работаю в газете «Дзержинский комсомолец», и знаю, что в сороковых вы работали в Дзержинском райкоме комсомола. Там вас до сих пор помнят и гордятся. Я понимаю, что у вас времени свободного нет, но может быть, вы найдёте минут пятнадцать для короткого интервью нашей газете? — Я залпом выпаливаю этот экспромт и глубоко вдохнув, замираю в ожидании. Момент кульминационный на самом деле. Если откажется, то как мне его ещё доставать? А тут он сам на меня вышел.
К счастью, всё было рассчитано верно. Просьба, сдобренная толикой лести, возымела своё действие.
— А почему бы и нет! — загорелся идеей глава области. — Помню я рабочую Дзержнку, боевые были комсомольцы. Особенно чкаловцы, — представляете, каждый день по два самолёта Родине выдавали! Эх, славные были времена.
Значит, Борис, говоришь, что газету начали районную выпускать? Хорошая задумка! Небольшое интервью действительно не помешает. Надо быть ближе к молодёжи. Завтра в двенадцать подходи вон к тому крылечку сбоку здания. Спросишь на вахте пропуск, назовёшь фамилию, поднимешься на второй этаж, пропуск отдашь в приёмной. Думаю, что пятнадцать минут будет мало, но в полчаса должны уложиться. Только ты заранее вопросы подготовь. Хорошо бы их предварительно прочитать, но… ладно, для молодёжной газеты пусть будет экспромт.
Я подготовил целый ворох вопросов. Среди безобидных вроде «какой город вам больше нравится Новосибирск или Томск?» я замаскировал вопросы, на которые не ожидаю ответа вообще, но которые должны направить мысли этого действительно чиновника в нужном направлении. Ведь это и из-за его ошибок в поддержке замаскированных агентов влияния перестройка приобрела столь катастрофический характер. Его вина в этом неоспорима, хотя мотивы близки и понятны. В тоже время, мне очень хочется, чтобы наша беседа не переросла в допрос с пристрастием. Одновременно мне страшно становиться подопытной крысой или узником совести в системе карательной психиатрии. Нафиг, нафиг такое счастье!
Пропуск на моё имя в будке охранника лежал. Я поднялся к приёмной. Красная ковровая дорожка гасит мои шаги. Секретарь забирает временный аусвайс и связывается по телефону с шефом.
— Проходи, Егор Кузьмич тебя ждёт. — Женщина в деловом черном костюме и пенящемся жабо на белоснежной блузке указывает мне рукой на дверь.
— Борис Григорьевич, если я не ошибаюсь? — с некоторым наигранным пафосом обращается ко мне Лигачёв, — проходи, присаживайся. Пообедать уже успел? Нет? Тогда может быть чаю?
— Минералки, если можно. Жарко сегодня. Чая совсем не хочется.
— Можно и минералки, это ещё проще, вот она у меня под рукой. Мне тут на днях целый ящик привезли. Наш томский источник, называется… — Егор Кузьмич порылся в бумагах, — «Чажемто», похоже на Новосибирскую «Карачинскую». Но хватит о постороннем, времени у меня действительно мало, максимум в полчаса нам надо уложиться. Начинайте задавать ваши вопросы.
Я протягиваю тетрадный двойной листок, на котором специально выписал десяток вопросов, среди которых спрятаны и те, что должны вызвать интерес своей странностью. — Егор Кузьмич, я специально выписал вопросы, чтобы вы могли выбрать сами, сколько посчитаете нужным, с запасом, можно так сказать.
— Хвалю, это ты молодец, так действительно получится быстрее и больше вопросов можно осветить. Так что там у нас? Ага! «Что я помню из периода своей работы в Дзержинском райкоме?».
На память я не жалуюсь, всё помню. Время было военное, фронту нужны были самолёты, наша задача была в мобилизации молодёжи на трудовые подвиги. Мне тогда было всего двадцать четыре годика. Был я горяч, верил в коммунизм, в Сталина, в то, что скоро победим немца. Поэтому трудно бывало только физически, а моральный фактор наоборот помогал преодолевать любые трудности.