Выбрать главу

– Стас, ты не знаешь, какая школа у ребят считается идеальной?

– Запертая…

Зал внимает с легким хохотом, хотя так себе, слегка… Но мы добиваем следующей хохмой.

– Хочешь, я назову тебе три русских чуда в глазах иностранца?

– Валяй.

– Все спешат на работу, где ничего не делают. В магазинах пустые полки, а в домах полные холодильники. И последнее чудо: деньги не зарабатывают, а куют. Один иностранец сам слышал: муж просит у жены денег на похмелку, а та отвечает: «Иди, на куй!»

Публика уже не смеется, сползает с кресел… Что мы там еще вытворяли, не помню. Зал лежал от хохота. После концерта нас, выжатых, словно лимон для чая, горячо поздравляли с успехом. Настолько горячо, что мы даже поверили в свои артистические способности. Но только до выхода свежего номера факультетской газеты «Икар» с большим отчетом о заключительном концерте. В конце отчета отдельный абзац посвящался конкретно нам: «Серьезным и единственным недостатком концерта явился конферанс в исполнении С.Алюхина и Н.Колодина, которым часто изменяло чувство меры…»

Но я то думаю, во многом благодаря конферансу факультет занял в смотре первое место. За факультет приятно, но нас-то обделили и «обделали»…

В следующий раз мы отличились во время визита в институт большой группы ведущих артистов, сценаристов и режиссеров советского кино. Мы припоздали, и, когда пришли в семинарку, зал оказался забит, любопытные стояли даже в дверях. Я предложил:

– Давай через вход на сцену. Пройдем по сцене, спустимся и посидим в первых рядах, пусть даже на полу.

– Годится, – согласился Стас.

Я пошел первый и только шагнул на сцену, как был встречен шквалом аплодисментов. Не растерялся и поднял приветственно руку. Алюхин, пораженный и оттого полусогнутый, шлепал следом. И только когда мы спускались в зал, присутствовавшие поняли: ошибочка. Зато у окна нашлось два стула, на которых мы не без гордости уселись. Прошло минут десять. Кинодеятели приехали. Первым на сцену вышел Леонид Быков. Зал встретил его равнодушно. Невысокого роста, худенький, с лица неказистый. Практически никто не признал в нем только что сыгранного Максима Перепелицу. А вот следовавшую за ним Шагалову узнали сразу и разразились бурными аплодисментами, которые уже не смолкали, пока все гости не расселись за большой стол президиума…

В актовом зале проходили и танцевальные вечера. Иногда приглашался эстрадный ансамбль (джаза в стране не существовало по той причине, что все знали: «сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст!»), и танцы превращались в настоящий праздник.

Для мероприятий, менее масштабных и даже камерных существовал Голубой зал. Здесь состоялась моя первая встреча с настоящим писателем. В гости к нам пришел Михаил Александрович Рапов. Очень интересный внешне: выше среднего роста, плотно сбитый, с круто посаженной головой в мелких седых кудрях и мудрым, ироничным взглядом сквозь толстые стекла очков. Я сразу подумал о большой близорукости, поскольку сам страдал ею. Только что вышел из печати роман «Зори над Русью», сразу сделавший его известным далеко за пределами земли Ярославской. Я сам читал захватывающий тот роман не единожды и убежден, что нисколько не уступает он классической исторической трилогии В.Г.Яна «Нашествие монголов».

Рапов оказался умелым собеседником. Он рассказывал об изучении источников, летописей и сказаний. При этом цитировал их обильно и настолько интересно, что отведенные полтора часа пролетели как один миг и на вопросы оставалось времени в обрез, но встречу писатель продлил и ответил каждому. Я спросил его о планах, о будущих романах, каким периодам истории ярославской они будут посвящены и удивился, услышав, что новых романов, скорее всего, не будет. Он увлекся иным: щедро рассыпанными по земле ярославской жемчужинами древней русской архитектуры. В 1972 году его новая книга вышла под названием «Каменные сказы». Она у меня на полке над письменным столом всегда под рукой. Титанический труд, удивительная книга! Все время мечтаю: нашелся бы доброхот и переиздал книгу с цветными слайдами. Цены бы ей не было.

Больничные встречи

На втором курсе заработал тяжелейшую язву желудка. Наш историко-филологический факультет занимался во вторую смену, с 14 часов. Из дома (а жил я тогда от института далековато) только на трамвае-«двойке» чуть не через весь город проехать надо, так еще и до трамвая минут двадцать идти. Поэтому из дома уходил обычно часов в десять, чтобы до начала лекций в институтском читальном зале подготовиться к семинарам, а маленькая институтская столовая переполнялась так, что стоять в очереди не хотелось. После первой «пары» (так назывался лекционный час) мы обычно отряжали в столовую кого-нибудь, чтобы тот на всех купил пирожков, благо, стоили они пять копеек. Гонец возвращался к половине следующей пары с огромным свертком, мы расхватывали пирожки и за пару минут поглощали их. Они – пирожки – и сказались на втором курсе. Приступы были затяжными, а боли такими острыми, что не мог спать, и, только сев, поджав при этом колени к подбородку, забывался в полусне, в полудреме.