Вскоре Альбина пригласила нас на свою свадьбу, где мы представлялись ею как жених с невестой. И возразить вроде нечего. В ходе застолья, под песнопения невнятного содержания, все молодые пары по кругу должны были целоваться. Мы не стали исключением. И вставали, как молодые, и целовались горячо, и не скажу, что это было неприятно. Однако в город ездили порознь, потому может, что у неё поездки – еженедельные, у меня – раз в месяц после получки. Из каждой поездки она возвращалась с тяжелыми сумками. Объяснялась так:
– Тебе что, тебя старики накормят…
– Скажи еще «напоят».
– Не знаю, может, и напоят, а мне самой о своем пропитании заботиться надо.
– Что же вы не нашли дом со столом, каждой по отдельности или всем вместе?
– Так это ж денег стоит.
– Не так уж и много, я вон сорок рублей плачу…
– Сорок рублей!!! – глаза Валентины готовы были вывалиться из орбит.
– Ну, так и кормят не хуже, чем в ресторане: завтрак, обед и ужин, каждый из двух блюд на выбор…
– Но ведь сорок рублей, – не унималась она.
Тут я в первый раз призадумался. Это уже не жадность, это – диагноз.
Как оказалось позднее, не только продуктами наполнялись неподъёмные сумки Валентины. Как– то поутру, забежав к соседкам за оставленным вечером учебником, я застал Валентину в легком халатике, суматошно бегающую по кухне с причитаниями, что в школу пора, а она не готова. Тут она полезла в свою большую сумку, достала из неё стеклянную литровую бутыль, саму по себе тяжеленную, встала у тазика, плеснула себе на ладонь, с ладони в лицо и побежала переодеваться.
– Что это было? – поинтересовался я, удивленный старинным обрядом.
– Неужели непонятно? Умывалась я.
– Один раз с одной ладошки?
– Ну, так я, чай, не вагоны ночью толкаю.
Так и сказала просторечно «чай». Я недоумевал, но тут появилась проснувшаяся Альбина:
– Это святая вода. Мама в церкви берет. Она каждый раз привозит с собой. А чтоб хватило на неделю, экономит.
– А зубы?
– Что зубы?
– Они в процедуру не входят?
– Зубы чищу вечером обычной водой.
– Что ж ты их так не уважаешь, свои, чай, – поддразнил я.
– Да ладно тебе, – чмокнула меня в щеку, – я готова, пошли.
В городе не встречались, всегда находилась уважительная причина, и чаще всего у меня. Но однажды она заявила:
– Завтра тебя ждут в гости у нас дома.
– Зачем? – искренне удивился я, потому что её у меня дома не ждали, хотя о наличии таковой мать знала.
– Как зачем, чтобы познакомиться.
– Это обязательно?
– Как явка на педсовет, – отрезала Валентина.
Она жила в старом дореволюционном доме на улице Первомайской, превратившемся в советское время из двух в четырехэтажный. Но у них квартира была еще в прежнем втором этаже, вероятно, не раз перекроенном. Комнат две с отдельной кухней, но все настолько малы, что я пошутил:
– Всё мало и мило, в строгом соотношении к твоим параметрам.
– Пошляк, – шепнула она и повела меня в залу метров десяти с общим круглым обеденным столом.
Тут меня чуть столбняк не хватил: рядом с родителями сидела преподаватель кафедры всеобщей истории, роскошная, молодая Ариадна Анатольевна Тихонова. Она оказалась снохой, то есть женой брата Валентины. Знакомство превратилось в церемонию с обедом, чаепитием, разговорами ни о чем, разглядыванием невзначай. И всё это без перерыва, на одном месте, при нестерпимом желании встать, размяться и покурить. Только часам к шести родители вспомнили, что и мне, и снохе с мужем пора по домам.
На улице, с облегчением расправив плечи, наконец, затянувшись сигаретой, я погрузился в глубокие раздумья. Валентина, разгоряченная вином и удачно прошедшим представлением жениха, не замечала ни моего пасмурного настроения, ни моего молчания, щебетала:
– Они отдают нам малую комнату. Ну, маленькая, знаю, так ведь отдельная и в центре города.
– В самом центре, – уточнил я.
– Ты доволен?
– Наверное. Еще не разобрался.
Про себя же решил: в том доме мне места нет. Валентина спустя время замолчала тоже, поняв, видимо, смутное моё состояние. Так молча дошли до трамвайной остановки на Красной площади. Она попыталась поцеловать, я отстранился, поцелуй вышел смазанным, как и все обеденное представление. С тех пор, не пытаясь объясниться, мы отдалялись, пока не отдалились настолько, что сама мысль о свадьбе стала нелепой.
Ныне прямо напротив того дома поставили памятник святым Петру и Февронии, покровителям семейного счастья. Всякий раз оказываясь здесь, смотрю на дом, где уже «и платье шилось белое», и думаю, а если б памятник уже тогда стоял тут, как бы всё сложилось?