Разговор, не особо мудрствуя, начал с традиционного:
– Меня зовут Николай, а тебя?
– Угадай, – улыбнулась она.
Небольшой выбор польских имен, почерпнутых из журнала «Советский экран», позволил продолжить разговор и знакомство.
– Малгожата?
– Ни.
– Данута?
– Ни.
– Ядвига?
– Ни.
– Ну, як же? – следуя украинскому «ни», вырвалось у меня.
– Та Ева.
– Ничего себе!
– Что значит «ничего»? Очень даже чего. Это имя – уже на самых первых страницах Библии, значит, одно из самых древних имён, применяемых сегодня. Не так?
– Так, конечно, и что оно значит7
– Ты не ведаешь?
– Ни…
– Ева от древнееврейского Нава и означает «приносящая жизнь», «дарующая жизнь».
– А если я захочу назвать ласково, то как?
– Можно Евушкой, Евочкой, Евкой, Эвитой.
– Причем тут Эвита?
– А в польском Ева и есть Эва, ласково Эвита.
– И много таких «неправильных» в русском произношении польских имен?
– Хватает. Например, у вас Эдита Пьеха, а у поляков она – Эдыта…
– Знаешь, мне вот что подумалось. Если Ева – такое древнее имя, то, может, и Евангелие от него?
– Не знаю. Но по польским законам у ребенка может быть два имени. Одно берется из католического календаря, для большинства поляков-католиков это свято. Но в церковных святцах имя Ева присутствует, поэтому при крещении другого брать не нужно. Хотя я для себя выбрала.
– Какое?
– Иоанна.
– Почему?
– Потому что в переводе с древнеиудейского Иоанна означает «помилованная Богом». А среди самых известных женщин с этим именем – Иоанна Мироносица, ученица Иисуса Христа.
– А какое нравится больше?
– Ева. Не зря же её так любят мужчины, начиная с Адама.
– Ну, в отношении Адама еще вопрос…
– Не розумею.
– Рассказывают, что, когда господь предложил это Адаму, тот замялся. Не выдержал господь:
– Тебе что, ребра жалко?
– Да нет… но предчувствие какое-то нехорошее…
Ева расхохоталась так, что полностью легла на меня, автобус напрягся, водитель повернулся…
– За дорогой следи, усач, – подсказал я ему, ласково придерживая упокоившуюся у меня на коленях пра-пра-пра… Еву.
Тот сморгнул и согласно кивнул, мол, всё ясно, жми дальше. И я жал…
Автобус бежал по типично европейской, прекрасно асфальтированной дороге без заплат и ухабов, засаженной с обеих сторон фруктовыми деревьями, в основном – яблонями. Мы пересекали три границы: России, Литвы, а теперь еще и Белоруссии. Ныне все три государственные, и в двух из них ныне я – иностранец. Какую страну потеряли!
Сам город, в который мы продвигались, километрах в восьми от Польши. Гродно нарисовался неожиданно. Миновав современные окраины, въехали в старый город. Действительно, старый в своей многовековой узкости, обветшалости и запущенности.
О нем еще в Ипатьевской летописи XII века говорится как о городе на границе с балтами и Полоцким княжеством. Центром и сердцем его ныне является Советская площадь, с которой и начался наш блиц-осмотр. Ева громко извещает, что в сквере на углу Советской в 1956 году закопали в полный рост стоявший тут ранее памятник Сталину. Отсюда виден великолепный костел святого Франциска Ксаверия, один из самых красивых католических храмов Беларуси. Строился он орденом иезуитов почти сто лет, а на освящение были приглашены союзники в Северной войне король Речи Посполитой Август II и император Российской империи Петр I.
Внешний облик костела, не изменившийся с тех пор, поражает богатством позолоченных балюстрад, балконов и статуями святых. Примечательностью его являются часы на башне, механизм которых относится к XV столетию. Часы, до того украшавшие старую ратушу, установлены гораздо позже, но и по сей день точно отсчитывают время. Другая примечательность костела – жестяные ангелы на башнях. Существует поверье: если ангелы повернутся друг к другу лицами, наступит конец света. Хотя сделать этого они не могут, поскольку флюгеры поворачиваются в одном соответствующем ветру направлении.
Советская улица приводит к невыразительной площади Ленина, зато далее – прекрасный парк Жилибера, при входе в который – памятник Ленину, рукой указывающий на улицу Горького, то есть путь на Прибалтику, где есть сыр, колбаса и много пива. Свернув налево, можно увидеть Кирху, появившуюся в конце XVIII столетия, когда гродненский староста Антоний Тизенгауз пригласил немецких ремесленников, провез их по улице, где они увидели красивые каменные дома с фасадами в стиле барокко. «Это ваше жилье», – сказали мастерам. Те уши развесили, согласившись остаться для работы в Гродно. Но за фасадами ничего не было, и им пришлось достраивать дома, но уже в дереве. Один из двадцати таких домиков сохранился, и нам показывают его.