– Уж очень хочется, чтобы вы остались у нас. Ребятня летом надоела с расспросами насчет вас.
– Вряд ли останусь, Софья Васильевна. И не потому что не нравится здесь. Я другую работу люблю.
Деда больше интересовала политика, и он замучил вопросами… о лысом и ушастом, то есть Хрущеве. Но более всего на этот раз о зяте-журналисте, женившемся на хрущевской дочери Раде. Я сообщил, что зять прозван за то околорадским жуком, что деда очень развеселило. После непродолжительной дискуссии и пары «рюмок» чая сошлись на том, что парень Аджубей неплохой, в отличие от тестя умный, и главное – пальца ему в рот не клади. Оба согласились, что журналист он отменный и пусть не без помощи Никиты Сергеевича газету «Известия» из никакой сделал лучшей. А уж с «Правдой» и вовсе никакого сравнения. И тут я сразил его сплетней, подслушанной по Би-Би-Си, что Хрущев видит в зяте министра иностранных дел. Дед даже поперхнулся от изумления. Но быстро согласился:
– А что, может, оно и к лучшему, может, так с китайцами замиримся.
Очень его отношения с Китаем волновали, тогда как меня и Софью Васильевну больше дела внутренние. Жить становилось, может, и веселей, но хуже и голодней. В магазинах понемногу стали исчезать некоторые продукты питания. Перестали продавать свободно белый хлеб. Мне повезло. Я со своей язвой получил в больнице справку, дававшую право на белый хлеб по списку. Документ вначале зарегистрировал в Ярославле, а потом привез в Бурмакино, тем самым обеспечив белым хлебом и мать, и стариков.
Они, надо сказать, за те сорок рублей, что я отчислял от своей зарплаты, кормили, как в ресторане. Завтрак: каша, бутерброды с мясом, кофе с молоком. Обед из трех блюд, ужин как минимум из двух, а если успею забежать между уроками, так еще и чай на полдник. Свои от куриц яички, свое от коз молоко, своя ветчина и окорока от кабанчика, забиваемого к осени. А какая это была ветчина! Дед коптил сам. Окорок подвешивался в трубе, печь топилась соломой, а не какими-то дровами, затем жгли ветви ореха и вишни. В остальные дни печь топилась своим чередом. И лишь недели две спустя окорок изымался из трубы. Какая же вкусная, духовитая, красивая без красителей это была ветчина, какой получался окорок! Приезжая домой, я не мог даже помышлять о чем-либо подобном. Ярославцы, как и вся страна, жили скудно.
Помню, приехав как-то на праздник то ли 1 мая, то ли 7 ноября, узнал, что с утра по спискам будут давать городские булки. Были такие с надрезом поверху вдоль всей булки. И к семи утра побежал в хлебный магазин по соседству, к которому был прикреплен. До девяти выстоял очередь и получил на руки те булки. Пришел домой, попил с матерью чайку с ватрушкой, испеченной матерью из мучных запасов, и отправился на демонстрацию славить советскую власть и Центральный Комитет КПСС. Сейчас все это видится бредом, но сейчас. А тогда мы были воспитаны на одном: пусть тяжело, но лишь бы не было войны!
Первого сентября я с самого утра в школе. Наблюдаю с интересом за первоклассниками, такими торжественными, такими нарядными. С улыбкой слежу за двумя пацанами, в нерешительности остановившимися у дверей уборной. На дверях буквы «Д» и «М». Решают, в какую идти. Тот, что повыше и повихрастее, объясняет:
– Дурак что ли? Буквы знаешь?
– Не все.
– А эти?
– Эти знаю.
– Так ясно же «Д» – для мальчиков, «М» – мадамская.
Тут подбегает девочка, третьеклассница примерно, и прямиком туда, где буква «Д».
– Эх ты, «мадамская», – смеется меньший.
В перемену в учительской рассказываю об увиденном. Все смеются. В том числе и учительница первого класса Нина Сергеевна.
– Что там буквы, – отсмеявшись, говорит она. – У меня в середине урока одна пигалица тянет руку. – Что тебе?
– Нина Сергевна? А у вас вся харя в мялу.
Так и веселились, пока не прозвучал звонок.
В конце первой смены меня поджидают ребята-старшеклассники.
– Николай Николаевич, давайте организуем баскетбольную секцию.
– Это не ко мне, к учителю физкультуры.
– Так Светлана сама нас к вам направила, я, мол, и мяча-то в руках не держала.
– Во-первых, не Светлана, а Светлана Николаевна, и чтоб я больше такого не слышал. Во-вторых, нужна баскетбольная площадка. Кто будет делать?
– Мы и будем.
– Хорошо, подумаю.
В перерыве второй смены разыскиваю учителя по труду. Он мужик деловой, спокойный и рассудительный. Абсолютно без образования, какие-то семь классов, еще довоенных. Работал на заводе токарем, но мог и слесарем, и кузнецом. Словом, на все руки от скуки. Ребята его уважают, им на дипломы наплевать с горки, главное – был бы человек. А он человек!