Благодаря родителям, Витя был среди нас самым «выездным». Люди старшего поколения хорошо знают значение этого термина. В советские годы выехать даже в братскую Болгарию, которую называли, и не без основания, еще одной советской республикой, – проблема. Мало того, что предстояло пройти через сито всевозможных проверок и комиссий, так еще и не оказаться в списке «невыездных», каковые имелись у всесильного КГБ.
Вите еще студентом посчастливилось попасть в группу, посетившую с двухнедельным визитом Германскую Демократическую республику. По возвращении, во время перекуров на межлестничной площадке, мы заваливали его вопросами типа: ну, как там? Витя в прекрасном черном джемпере с тоненькой желтенькой каймой по вырезу и поясу, небрежным щелчком сбрасывая пепел с сигареты в урну (только туда, мы-то особо не целились), неторопливо повествовал о чистоте Германии и аккуратности немцев. А нас, балбесов, больше интересовало, какие из себя немки, легко ли идут на контакт, попросту говоря – «кадрятся» ли, сколько стоят сигареты, как обстоят дела с выпивкой. Ответить на все вопросы за одну перемену невозможно, и в следующий перерыв мы опять стояли там же и слушали продолжение его неторопливого, с достоинством повествования:
– Немки «кадрятся» быстрее наших, но все под контролем товарища из органов. Сигареты дорогие и плохие. С выпивкой свои сложности, пива хоть залейся, а вот с водкой напряг, и стоит дорого, и капают граммов по двадцать.
– Как «накапывают»?
– Элементарно, – Витя красиво стряхивает пепел, – бутылки с крепкими напитками закупориваются пипетками, и можно только капать, а не лить струей, как у нас.
– Это что же, вместо нормального стакана надо высосать двенадцать таких стопочек? Издевательство …
Витя возражал, мол, немцы привыкли к такой норме, а русский стакан для них вообще доза смертельная, но не переубедил. Самый что ни на есть фашизм – сошлись мы во мнении. Одним словом – немцы.
И вдруг этот самый лощеный Витюша нарисовался в Бурмакине. Когда мы встретились в один из моих приездов и хорошо погуляли, я, помню, приглашал его, будучи уверенным, что не соизволит он снизойти до сельского учителя, пусть и «дружбана». Соизволил. Причем сразу после поездки в королевство Великобританию.
Деда очаровал сразу и бесповоротно, и не только манерами и рассуждениями, но и вручив что-то небольшое, английское. Вроде бы маленькую пачку чая – не разглядел, а потом забыл спросить.
Под стопочку-другую водочки Витя поведал, что в Англию попал по культурному обмену. Целый месяц жил в английской семье в Лондоне и учился в местном колледже.
Многое из его рассказа было в диковинку. Так оказалось, что в Лондоне практически нет центрального отопления, а зимы довольно холодные при огромной влажности. Вся Англия, по сути, один остров. Помещения обогреваются газовыми горелками. Опустишь монетку, и какое-то время она горит. Затем требует другую монетку, затем третью. Для самих англичан дороговато, что уж говорить о советских гостях! Причем хозяева и мысли не держали, чтоб помочь нашим ребятам согреться.
– Сами ходят сопливые и нас такими же сделали, – говорил Витя. – К тому же спальные комнаты не обогреваются вообще. Ложишься в холод да еще в сырую влажную постель. Как вспомню, дрожь пробирает.
– Кормили как?
– Скудно. Утром слабый чаек и булочка с тонюсеньким ломтиком сыра.
– И всё?
– Всё. Обедали за счет принимающей стороны в столовой колледжа.
– Там хоть оторвались?
– Оторвешься, как же. У них даже тарелок нет. Есть один большой поднос с углублениями под первое, под пару вторых и под стакан для чая либо кофе. Вроде бы достаточно – четыре блюда. Но первого как такового в английском общепите не существует. Скажем, ты выбираешь вермишелевый суп с фрикадельками. Отдельно лежит на раскладе вареная вермишель, отдельно фрикадельки, но не более четырех, отдельно бульон, все поэтапно складываешь в углубление для первого. Получается бурда. И без вариантов. Так же и со вторым. Причем если одно из них предусматривает к гарниру рыбу либо мясо, то другое – чистая каша, либо омлет, либо горох или бобовые… И всё – без кусочка хлеба. Редко малюсенькая белая булочка.
– А вечером? – осторожно спрашивает дед.
– Тот же чай.
– Так вы оголодали, поди.
– Было маленько. Душу отвели, когда всю группу пригласил в гости Джеймс Олдридж.
– Что, тот самый?
– Да.
Отвлекусь немного. В шестидесятые годы Джеймс Олдридж разом стал у нас самым популярным не только английским, а вообще иноязычным писателем. Может, еще не все читали его романы (довольно интересные, замечу), но почти все посмотрели фильм «Последний дюйм», поставленный по рассказу Олдриджа. Там летчик летит с сыном над кромкой океана. Самолет терпит аварию. И маленький сын спасает отца, вытаскивая его, обезноженного, на сушу. Всё действо под прекрасную мелодию, где рефреном звучат горькие слова старого летчика: «Какое мне дело до вас до всех, а вам – до меня!»