Хоронили почетного железнодорожника Викулыча на Туговой горе в конце дня. Все ждали сына Сергея. Похороны проходили в вечернем сумраке и холоде, пронизывавшем насквозь. Я уже ни на что не смотрел, ожидая окончания похорон, затянувшихся церковной службой. Когда опустили гроб и бросили первые комки земли, к могиле припал сын Сергей.
– Успел, однако, – удовлетворенно сказала баба Катя, обнимая и его.
Переживания тех трех дней настолько потрясли меня, что, возвратившись домой и выпив горячего чая «для сугрева», забрался в свою постель и моментально уснул под гул голосов и поминальных слов. Самих поминок не видел.
Ныне нет ни дома того, ни самой улицы.
Школа, которой нет
Подосеновская – улица моего детства. Вариант, практически неповторимый в нашем городе, где многое осталось неизменным. Подосеновская изменилась полностью. Даже имя у неё другое, данное в честь Героя Советского Союза Карабулина.
Я помню её от Бутырок, застроенную сплошь одно-, а чаще двухэтажными, в основном деревянными домами, крайними из них она упиралась в берег Которосли. Ныне от Большой Федоровской до реки нет ни одного жилого строения.
Прежде рядом с Предтечевским храмом, в доме владельца свинцово-белильного завода, находилась моя начальная школа №45 – двухэтажная и уютная. С паркетом и деревянной лестницей, ведущей на второй этаж, с лепными карнизами и плафонами. И в ней всегда при любом морозе было тепло. Наверное, обогревалась она от завода «Победа рабочих», находившегося рядом за забором.
Из окна школы хорошо просматривалась панорама Которосли до противоположного берега, на котором стояло военное училище, кажется, танковое, во всяком случае, танки мы там наблюдали неоднократно, в том числе и маневрирующие по замерзшей реке. Позже там находилось высшее военно-финансовое училище.
Учился хорошо, без троек. В активистах из-за неимоверной стеснительности никогда не ходил и не стремился. Так, больше подпевал на октябрятских и пионерских сборах. Очень любил читать. И на переменах, когда мальчишки (школа была чисто мужской) бегали и прыгали, я тянулся у стенда с газетой «Пионерская правда», где с увлечением читал публиковавшийся из номера в номер шпионский роман «Над Тиссой».
Был у меня закадычный дружок Валерка Морев, отличный парень с одной проблемой – заиканием. В общении со мной он болтал безостановочно, но стоило выйти к доске – труба!
Каждый выход друга из-за парты становился небольшим представлением. Валерка менялся до неузнаваемости: то бледнел, то краснел, то пыжился, то тужился, и добиться от него сколько-нибудь ясного ответа – дело не только мучительное, но еще и долгое. Потому вызывали его редко: время урока не резиновое, не растянешь на одного Морева.
Особенно запомнился случай на уроке чтения. Читали мы по очереди, каждый по абзацу, рассказ Л.Толстого «Пожар». Когда дошла очередь до Валерки, речь шла о самом страшном эпизоде, где люди прибежали в горящую избу и там увидели лежащую на полу бабушку, по которой ползали…
– Мму-мму», – мычал Валерка, не в силах продолжить слово.
– Ну! – торопила учительница.
– Мужжжики! – наконец выдал он.
Мы попадали с парт от смеха.
– Садись ты, горе мое, – заключила учительница.
Мы долго еще терзали Валерку ползающими мужиками. Мы – это кроме меня. Я себе такого не мог позволить: все же друг и даже больше.
Мы были, что называется, «не разлей вода». Чуть свободная минутка, либо он у нас, либо я у него. И тут же – на улицу. Однажды (так и хочется сказать « в студеную зимнюю пору»), когда показатели термометров в Ярославле опустились ниже положенного, занятия в начальных классах отменили. Так это же замечательно! И рано утром Валерка зашел за мной:
– Айда в Ш-ш-шестнадцатый (так сокращенно звали мы кинотеатр имени XVI партийного съезда). Там с-с-с-егодня новая к-к-к-артина…
Гулять уговаривать не требовалось. Айда так айда. Взяв гривенник на билет (а они на детские и вообще дневные сеансы стоили дешевле), мы рванули прямиком к кинотеатру. Прибежали еще до девяти. Касса закрыта. Стали стучать в окошечко. Кассирша, строго посмотрев на нас (чего, мол, в такую стужу приперлись), заявила, что первого сеанса не будет, только в 11 часов. И с паузой – возможно! Нам бы, дуракам, обратить внимание на это «возможно», так нет же, решили дождаться. Замерзли быстро, выбежали из кассового закутка в парк и стали бегать друг за другом вокруг ближайшего пруда. Но как ни бегали, к одиннадцати часам околели окончательно. Главный удар ждал впереди. И к одиннадцати, кроме нас двоих, зрителей не собралось, и сеанс передвинули на час дня.