Бывший фронтовик, в военном, наверное, еще фронтовом кителе, плотного телосложения с лысой и не просто лысой, а выбритой до блеска головой, с очень литературной фамилией Федин. Учительница сразу принялась клеймить меня и позорить, мол, чего ждать от человека, если он в таком возрасте читает такие (в этом месте она закатила глаза к потолку и покраснела) вещи. Директор выслушал её стоны внимательно и попросил оставить нас наедине. После чего прямо спросил:
– Тебе интересно это?
– Да! – признался я.
– Где ты берешь это?
– В библиотеке же, на Перекопе.
– И тебе дают это?
Он никак не мог подобрать определение, достойное романа с подобными сельскохозяйственно-лирическими сценами.
– Я взрослые книги на карточку матери беру.
– Вот именно, взрослые, – сказал Федин, обрадовавшись определению выбранного мною романа.
– Ладно, за книгой пусть мать придет, а я тебе подберу что-нибудь из своей библиотеки.
Мне, признаться, и в голову не приходило, что библиотеки могут быть домашними, ибо до сей поры не встречались мне дома не то чтобы с библиотеками, но даже и единичными книгами, за исключением учебников. Никаких книжных шкафов и в помине. В домах собственных и более-менее благоустроенных имелись этажерки. Но использовались они обыкновенно для сбора всякой всячины из домашнего обихода, и каждая полочка украшалась салфеточкой, а на самой верхней полке стояли фарфоровые украшения обычно не только в виде слоников, но и иной живности тоже. Но не книги.
На другой день перепуганная мать, благо еще продолжалась неделя её вечерней смены, пошла со мной. И это было что-то! Обычно она в школу не ходила никогда, ограничиваясь редкими проверками моего дневника, и расписывалась в нем обычно сразу за несколько прошедших недель. Но тут вызывал сам заведующий. И она, терзаясь смутными подозрениями, побрела рядом со мной. Не за руку, а именно рядом, чтобы я прочувствовал глубину своего проступка и её переживаний. Я прочувствовал, потому молчал. Так и шли в глубокой задумчивости.
Однако ничего страшного не произошло. Директор, наоборот, начал с похвалы в мой адрес, мол, такой маленький читает такие большие книги.
– Но, – Федин поднял указательный палец, – не те!
С этими словами он передал матери не дочитанный мною роман, а мне – зеленый новенький трехтомник избранных произведений Аркадия Гайдара. Наверное, он полагал, что его мне хватит до конца только что начавшейся четверти, и как же был изумлен, когда я возвратил трехтомник через неделю!
– Ты чего, – недоуменно спросил Федин, – не понравилось что ли?
– Наоборот, очень понравилось, особенно «Военная тайна». Но я уже все прочитал.
– Ну, тогда подожди до завтра, еще что-нибудь принесу.
Он носил мне книги до конца учебного года, а с ним и окончания начальной школы. Как жалею, что не сохранил в памяти даже имени его…
«Путя»
Отчетливо помню первое свое появление в Чертовой лапе. Дотащившись с нашим деревянным чемоданом, какими-то узлами и сетками-авоськами до искомого дома, мы зашли внутрь. Мать осталась с хозяйкой, меня отправили на улицу.
Стоял теплый августовский полдень, клонившийся к вечеру. В центре улицы напротив дома стоял остов кабины «виллиса», военной легковой машины. Около неё крутились мои сверстники. Они позвали:
– Вали к нам!
С радостью подбежав и забравшись внутрь кабины без дна, зашаркал, как и новые мои друзья, по пыли, теплой и легкой, как пух. То, что она, поднимаясь, оседала на рубашках и головах, не заботило.
– Вы к Страховым приехали? – спросил меня самый маленький и самый худенький.
– Да, а ты кто?
– Сосед.
Так обрел я на долгие годы жизни в Чертовой лапе приятеля, Борю Овчинникова, откликавшегося на кличку Путя, происхождение которой неясно. Приятеля, прямо скажем, непутевого и неоткровенного.
Вообще это была очень интересная семья, жившая в передней половине дома с традиционными двумя окнами на улицу. Старше всех – бабушка. Затем дочь её Паня, то есть Прасковья, с сыном Борей, без отца. Тетя Паня обычно красовалась с мокрым полотенцем на голове, страдая мигренью. Была шумлива, но незлоблива.
Затем шел брат её Сергей, слесарь-сборщик на заводе «Пролетарская свобода». Невысокий, чернявый и худенький, он, даже будучи взрослым мужиком, производил впечатление мальчишки. Правда, устойчивый запах перегара, постоянный спутник дяди Сережи, все же заставлял сомневаться в первом впечатлении. Несмотря на постоянную связь с крепкими напитками, как работяга, числился на хорошем счету. И в конце месяца не раз за ним приезжала директорская машина, после чего он пропадал сутками.