Первая зарплата помнится так же, как и первая любовь. Её-богу! Мне положили оклад в триста рублей. Сумма даже по тем временам незначительная настолько, что не облагалась налогами (имею в виду подоходный и бездетный). Оклад делился поровну: сто пятьдесят в аванс и столько же в получку, или, как здесь говорили, «в дачку».
Получить в первый раз такую мне, не державшему в руках больше десятки, сумму значило одно: прямиком направиться в «Лабаз». Вначале поднялся наверх и купил дешевенький, без твердой обложки, томик стихов «Маяковский о любви». В продовольственном магазине, зная, как мать любит свежую рыбу, выбрал самого крупного судака. Домой не шел, а мчался, чтобы рыбина совсем не протухла по жаре. Мать ждала. И, конечно, заплакала:
– Вот и вырос кормилец …
В хозотделе, кроме взрослых, было двое таких же, как я: Вовка Монахов – Монах – и Игорек, по кличке Тигрёха. В наши обязанности входила чистка больших металлических ящиков для всяких отходов, которые уборщицы цехов привозили сюда во двор и в те ящики сваливали. В основном так называемые «концы» – путанка из хлопковых нитей, которой обычно вытирали и станки, и руки. Потому они коричневели от машинного масла и грязи и являлись неслыханным лакомством для крыс, коих на фабрике видимо-невидимо. Прежде чем приступить к очистке ящика, мы на приличном расстоянии принимались стучать по нему швабрами. Крысы выскакивали, иные с недожеванными «концами» в зубах, и стремительно растворялись в пространстве.
Только тогда мы начинали грузить отходы в кузов грузовика, чтобы вывезти его на свалку. Любимое наше занятие, потому что Тигреха предложил нехитрую, но надежную комбинацию. Между делом мы таскали из ремонтно-механического цеха бронзовые и медные детали, которых там имелось предостаточно и без надлежащего учета. Их прятали в кузове, завалив теми самыми концами. Охранник на воротах только вставал на подножку у кабины, заглядывал в кузов и, не имея никакого желания извазюкаться, махал рукой водителю: проезжай. Мы выпачкаться не боялись, потому что были в казенных комбинезонах, которые время от времени нам меняли на чистые, выстиранные.
На свалке, сдав в одном месте концы и получив соответствующие бумаги, мы тащили узел с цветметом в соответствующий ларек, после чего оставалось только поделить деньги. Иногда выходило по десятке и больше. Я берег их на вечер, на танцы в Рабочем саду с пивом и папиросами. Правда, однажды Тигреха уговорил нас на вырученные деньги поддать как следует на берегу Которосли. Здесь, у подножия храма Николы-Меленки, была, как принято сейчас говорить, поляна, полная любителей выпить. Были и свои распорядители со стаканами в сумке. За те стаканы они получали пустую посуду, а это двенадцать копеек за полулитровую посудину. Две сданных бутылки – кружка пива, потому чужие здесь не ходили…
После работы, вымывшись в душе и переодевшись, мы направились в «Лабаз». Взяли три бутылки «Лимонной» настойки (30-градусной, в жару) да еще три пива и прямиком к Николе. Пили – не спешили, мимо рта не лили, и всё под разговоры. Как домой дошел и дошел ли, не помню. Может, кто и притащил из соседей. Дело обыденное.
Больше ничего подобного! Когда Монах с Тигрехой отправлялись в лабаз за водкой, я шел домой. Вначале еще пытались как-то образумить меня и вернуть в свои ряды, но скоро отстали.
Не все так весело. Как-то раз привезли кровельное железо для крыши. Мне с водителем поручили перетаскать его на склад. И когда уже практически машину разгрузили, взяв в руки очередную партию из шести двухметровой длины листов, я разогнулся и листы разъехались в руках. Один из них полоснул по шее. Кровь брызнула. Меня немедленно препроводили в медсанчасть, располагавшуюся здесь же, во дворе.
– Ну, ты и везунчик, – сказал хирург. – Могло и сонную артерию перерезать, тогда уж точно конец.
Получив больничный, неделю гордо ходил с перевязанной шеей и на вопросы отвечал скупо, по-мужски: производственная травма.
Хоть в соответствии с песней о проходной, что «в люди вывела меня», я не хотел «судьбу иную», работа в хозотделе напрягала. А самой высшей рабочей квалификацией в текстильном деле являлась должность помощника мастера. На поммастера можно было выучиться прямо на производстве. Я грезил такой перспективой, особенно в ткацком цехе. Но не прошел по возрасту и здоровью. В фабричной поликлинике тогда у нас был свой подростковый доктор, он-то и забраковал меня – по зрению. Я пытался возражать: мол, грузчиком в хозотделе могу, а поммастером – нет. Где логика? Безуспешно.