Шведам удалось то, чего пока ещё не могла исполнить ни одна армия континента: они, серьёзно потрёпанные, уходили с позиций, сохраняя порядок и дисциплину. Переправлялись по изломанному льду, теряя товарищей, погибавших от русских ядер и проваливавшихся в воду, но не утратили сплочённости. Только благодаря этому остались живы и их король, и те, кому повезло вернуться в свой лагерь…
— Где Аникишка? Где этот сучий сын?!! — рвал и метал Борис Петрович Шереметев, наблюдая в подзорную трубу погром, учинённый в южных батареях. — Сыскать и предъявить! Сказано было — стеречься атаки с центра! А он что? Проспал? Ежели б не стойкость солдат, то взяли бы свеи …что надо и что не надо! Под суд его![73]
— Брось бушевать, Борис Петрович, — сказал ему Меньшиков, наблюдавший не за разнесенными в клочья батареями, а за ретирадой Карла. — Не Аникитой единым, как говорится. Гольц тоже хорош, вон куда кавалерию засунул, едва поспели.
— Всем достанется, — грозно пообещал командующий. — Едва конфузию не получили, едино лишь чудом Господним от позора были избавлены.
— Ну, что, Борис Петрович, полагаю, пора особый пакет вскрывать.
Шереметев при упоминании оного разом перестал кипятиться, сосредоточился. Оба командующих вернулись в палатку. Борис Петрович добыл из кармана ключик, открыл ларец с бумагами и вынул ничем не примечательный бумажный пакет, опечатанный сургучом с орластыми оттисками. С хрустом сломал печати. Внутри обнаружился лист бумаги, исписанный неповторимым государевым почерком, который, не перекрестясь, не разберёшь.
«…и токмо убедившись, что обоз свейский разорён хотя б на третью часть, скрытно отступайте к Мстиславлю, где и надлежит вам присоединиться к головному корпусу. Не должно вам помышлять о генеральной баталии, покуда Карлус сыт и силён. Должно представить ему всё таким манером, будто бы вы из слабости отступили, а он бы бросился следом, отрываясь от своих интендантов…»
Командующие переглянулись.
— Ну, что ж, Борис Петрович, — хмыкнул Алексашка, — быть по слову государеву. Пускай Карлус за нами по морозу побегает, авось согреется!
Карла трясло от ярости. Все доводы разума были прочно забыты, едва стало ясно, в какую цену обошёлся неудачный штурм русских позиций.
Нет, он не особенно жалел о потерях живой силы. У него много славных солдат, хоть в полках индельты[74], хоть в гвардии; хватит, чтобы поставить на колени всю Россию. Но обоз! Кто и как сумел его поджечь? Почти половина съестных припасов безнадёжно испорчена огнём, порох в части зарядных фур был подорван, довершив начатое пламенем. Расспрошенные часовые уверяли, что с того берега прилетели огненные снаряды, после взрывов коих и начался пожар. Учинили расследование, в котором приняли участие и гости. Эти сразу обнаружили, как они выразились, кое-что знакомое. Притащили в палатку обгорелые части помянутых снарядов, которые больше всего напоминали короткие твёрдые крылышки с рублеными краями, крестообразно прикреплённые к обломанному куску трубки из очень толстого многослойного картона. Обозвали сие словом «стабилизатор».
— Ручаюсь, там и на головных частях ракет были такие же …крылышки, — уверенно заявил Хаммер. — Никаких сомнений: тут поработали наши противники.
— Они работали, — прошипел Карл. — У них для этого было почти шесть лет. А вы чем занимались всё это время? Добывали бобровый мех за океаном и выясняли отношения с краснокожими? Крайне полезное времяпрепровождение! Окажись я на вашем месте, Швеция уже владела бы миром!
— Мы, ваше величество, делали, что могли…
— Это я понял! — разъярился король. — Также, как и то, что ваши возможности весьма ограничены!
— Так дайте нам шанс сделать то, в чём наши возможности практически безграничны, — спокойно ответил Хаммер. — Мы ждём только вашего приказа.
— Вы получите приказ, как только я смогу убедиться, что моя армия вновь готова к сражению, — надменно проговорил Карл. — Ступайте.
Битва у Головчина не была поражением, но и не стала победой. Все остались при своих позициях, хоть и понесли ощутимые потери. Но нужно признать: король едва унёс ноги с того берега. Генералов в том не винил: сам хорош. Крепко подозревал, что сейчас в русском лагере идёт выяснение, кто больше виновен в случившемся. Если так, то ещё не всё потеряно.
Лёд на речке был переломан ночным обстрелом, между льдинами чернели многочисленные полыньи разных калибров. По такому «мосту» на тот берег не переправиться, только наводить подобие понтонных мостов. Но делать это под огнём русских пушек — занятие, прямо скажем, чрезмерно рискованное. Нужно ждать, пока мороз не прихватит открытую воду, а это потерянное время, за которое к русским может подойти подкрепление. Впрочем, тоже не худший вариант. Пусть подойдёт Петер и наконец даст генеральное сражение по всем правилам.
73
Аникита Репнин в реальной истории был вначале приговорён к смерти за провальный бой у Головчина, а затем помилован, но разжалован в солдаты.
74
Индельта — что-то вроде землячества, которое поставляло по одному солдату с некоторого количества дворов, шведский вариант рекрутского набора.