— Не закончат, — уверенно заявил Евгений. — И не удержат.
— Пойдём-ка, братец, поговорим… пока наши генералы ещё не подтянулись.
В палатке и правда было ещё тихо и просторно: господа военачальники пока занимались устройством своих полков на отдых или руководством земляных работ, а Дарья с детьми ещё не подъехала. Пётр Алексеевич достал из кармана сложенную во много раз ландкарту и расстелил на походном столике.
— Показывай, — кивнул он сроднику из будущего. — А то снова туману напустили, оракулы хреновы — мол, сам лучше нас знаешь, как баталию планировать.
— Зачем здесь-то? — Евгений тоже покопался в кармане и достал свой старый смартфон. — Нарочно зарядили все девайсы перед переправой. А у одного из ребят в кэше браузера случайно завалялся интересный файлик.
— Ты давай не матерись, а дело говори, — без малейшего намёка на насмешку сказал государь.
— Так я о деле. Здесь ход битвы, как она прошла в нашей истории. Видишь?.. А теперь сравни с тем, что видишь на этом поле. И попробуй найти разницу.
— Разница есть, — возразил Пётр, присмотревшись к картинке на экране. — Она не на поле.
У второго кольца охранения часовые кого-то окликнули, затем, услышав пароль, пропустили гонца. История повторилась на первом кольце охранения, хотя гвардейцы прекрасно всё видели и слышали. Но — инструкция. Наконец посыльный, оставивший лошадь за вторым периметром, добежал до государевой палатки, доставая из сумки письмо.
— Государь, спешное донесение от графа Шереметева[100], — выпалил он, подавая запечатанное письмо.
Пётр не стал тянуть — сломал печать и пробежал взглядом по строчкам. Помрачнел и протянул письмо Евгению.
— Читай, там и для тебя известия найдутся, — прокомментировал он, а когда родственник закончил ознакомление с документом, спросил: — Ну, что скажешь?
— Да уж. Спать этой ночью нам не придётся…
События явно ускорялись, словно кто-то покатил под уклон тяжёлую телегу, у которой по определению не могло быть ни тормозов, ни руля.
Со стен города не видно поля, где должна была произойти битва — одно из «узловых» событий в обоих вариантах истории. Лес мешал, да и расстояние приличное. Но Кате и не надо было его видеть. Отличия здесь, скорее всего, чисто косметические — вроде Копорского полка, который сейчас в Полтаве, а не у будущего поля сражения, в корпусе Ренцеля. Там наверняка какой-то другой пехотный полк, или же вовсе иного рода войск. Ведь русская армия в этом варианте заметно отличалась от себя самой там.
В прежней исторической линии егеря в ней ещё не появились. И даже когда появились, не очень были похожи на то, что есть сейчас. Да и артиллерия отличалась от предыдущего варианта весьма значительно. Если бы ветераны кампании 1812 года могли на минутку заглянуть сюда, в 1706 год, они бы безошибочно узнали эти орудия. И было ещё здесь нечто из других эпох — те же ракеты, предназначенные для удара по живой силе противника. В первый и пока единственный раз их использовали, чтобы предотвратить поражение при Головчине. Хотя бы к ничьей свели, и то хорошо.
Но не только в вооружении и структуре армии было дело.
В отличие от того варианта истории, русская армия, избавленная от провалов там, где их вполне можно было избежать, выработала привычку побеждать. Используя тактику многочисленных партизанских атак и редких, но метких фланговых ударов, она измотала противника не за год, а за вдвое меньший промежуток времени. Она была сыта, одета по сезону, хорошо вооружена и мотивирована. Да и идеологическая работа потихоньку велась. Уже не первый год солдатам и унтер-офицерам объясняли, что русская армия с безоружными не воюет. И это давало свои плоды ещё в Польше, когда русские «ихтамнеты»[101] отказывались принимать участие в бесчинствах, учиняемых саксонскими солдатами в городах, поддержавших Лещинского и шведов. В результате, когда подданные Карла Двенадцатого открывали охоту на русских наёмников саксонской армии, тех часто, рискуя жизнью, прятали у себя простые поляки.
Люди были ровно те же, что и в прежней версии. Но что-то в их душах, в самой их основе — переменилось, пусть и почти незаметно. А значит, и изменения в ходе битвы и её последствиях — неизбежны.
Карл Карлович, вот, нисколько не поменялся в силу своей паталогической необучаемости. В итоге и получил всё то же самое, что и в тот раз.
Катя, стараясь не обращать внимание на ноющую боль начавших заживать ран, закончила первичный, пока что самый поверхностный разбор бумаг, которые они стащили из походной канцелярии шведов. Тут, по-хорошему, засесть бы недельки на две, а то и три, тщательно вычитывая каждое письмо, каждую ведомость. Но если полковник дал всего полдня на ознакомление с трофейными документами, то и отбирать пришлось самое важное. Она сделала акцент на дипломатической и личной переписке Карла. Прочитала несколько десятков писем, датированных последними тремя годами, и из оных как раз и сделала вывод о тотальной необучаемости шведского короля. Если бы он хвалился только перед королём Франции, это было бы ещё понятно: политика. Но ровно теми же словами Карл описывал свои планы в письмах к старшей сестре, Хедвиг-Софии Голштейн-Готторпской. То есть он действительно продолжал мыслить, как тот самый мальчишка-мажор, который в своё время Кате все нервы вымотал.
100
Борис Петрович и в нашей истории первым был возведен в графское достоинство. И именно в 1706 году. Здесь он получил этот титул за сражение при Головчине, которое не было проиграно.