— Я этого не хочу. И командир этого не хочет. Но ради сохранения жизней наших людей он вынужден будет отдать приказ тебя расстрелять. Если, конечно, будешь и дальше настаивать, чтобы тебя отпустили.
Снова молчание, на этот раз сопровождавшееся едва слышным всхлипом: парень совершенно натурально расплакался. Для «века осьмнадцатого» — нормальное явление, мужские слёзы стали расхожим символом слабости несколько позже.
Землянка, вырытая в холодной земле, была утеплена по стенам тонкими брёвнышками, досками и лапником, а на полу уложили пару пустых ящиков, укрыв их брезентом. Здесь и содержали пленного, выдав ему «для тепла» фляжку коньяка и зимнюю куртку из трофейных запасов. Юный швед нацепил эту куртку поверх синего с жёлтыми отворотами мундира и выглядел совершенно феерично, сидя на ящике из-под натовского оружия.
Катя присела рядышком, на соседний ящик.
— Скажи, тебя дома кто-нибудь ждёт? Родители, братья, сёстры? — она задала настолько неожиданный вопрос, что парень вздрогнул, перестал плакать и уставился на неё.
— Матушка и меньший братец, — удивлённо ответил он. — Батюшки уже три года как нет.
— Ты счастливый человек, Юхан, — глухим голосом сказала Катя. — Твоя мать жива и ждёт тебя… Знаешь, я очень хочу, чтобы ты к ней однажды вернулся.
— Я догадался, вы станете предлагать мне перейти к вам на службу, — парень снова шмыгнул носом и уставился в земляной пол. — Но я не могу. Я присягал своему королю.
— Стрелять в своих — это плохо, — согласилась она. — От тебя этого и не потребуется. Мы, как ты догадался, в глубоком секрете. Значит, ты останешься с нами. Не сомневайся, бежать не получится в любом случае, об этом позаботимся. Когда мы исполним задуманное, и наша тайна будет раскрыта, ты сможешь идти куда пожелаешь. Тогда ты уже не будешь для нас опасен. Но и даром есть хлеб тоже никто не позволит… Короче, нашему доктору нужен помощник. Как видишь, тебя никто не принуждает изменять присяге, а лечение болящих и вовсе дело богоугодное. Согласен на такой вариант?
— Я… могу подумать?
— Юхан, я тебе не руку и сердце предлагаю. Ответ нужен здесь и сейчас. Ну?
— Да. Я согласен.
Итак, год одна тысяча семисотый от Рождества Христова. На дворе ноябрь, сырость и шведы.
…Шутки шутками, а появление целого подразделения попаданцев не могло пройти совершенно незамеченным. Когда до шведских командиров мелких гарнизончиков дошли сведения, что в лесах объявились странные люди, они сразу доложились начальству — в Нарву. Там, понятное дело, подумали о разбойной шайке и начали принимать меры. Высланные команды либо никого не обнаруживали, либо, иной раз, бесследно исчезали. Сделав вывод, что исчезнувшие что-то да нашли, генерал Рудольф Горн, командовавший гарнизоном Нарвы, отправлял в те районы целые роты. Те прочёсывали леса и поля во всех направлениях, но ни на что подозрительное так и не наткнулись.
Эта канитель тянулась до лета. Слухи о предстоящем походе русского царя заставляли шведов волноваться, копить припасы и готовиться к обороне. Наличие неуловимой шайки, которая по тёплой погоде совсем обнаглела и начала грабить фуражиров, оптимизма не внушало. Генерал Горн сделал логичный вывод, что шайку кто-то кормит, на одних отбитых у шведов припасах долго не протянешь. Поэтому он решил применить тактику «выжженной земли» — уничтожить деревни, населённые православными ижорами, чтобы лишить разбойников и еды, и разведки, и укрытия.
Лишь месяц спустя до генерала дошло, какую несусветную глупость он учинил. Во-первых, начал свои «зачистки», не дождавшись, пока крестьяне снимут урожай, который можно было бы попутно вывезти в город. Во-вторых, когда его воинские команды, отряженные на уничтожение ижорских деревень, перестали возвращаться, стало ясно, что шведы имеют дело вовсе не с разбойниками. И в-третьих, эти …партизаны сочли действия коменданта Нарвы за объявление войны и сами стали устраивать крайне неприятные сюрпризы. Дошло до того, что лесные «гости» оседлали дороги и перехватывали конвои и гонцов, хоть в город, хоть из города. Причём вне зависимости от количества солдат в конвое и их вооружения исход был одинаков. Лишь два или три раза каким-то смельчакам удалось проскочить незамеченными, да и то окольными путями или на лодке, морем. Так что к середине октября подданные короля Карла Двенадцатого скучали за городскими стенами, изредка делая безуспешные попытки высунуться наружу и пополнить запасы. А когда подошла армия Петра и перекрыла сообщение с морем, «заткнув» устье Наровы, шведам в городе стало совсем неуютно.