Нет, я не против юмора, читатель. Нехорошо, когда нет чувства юмора — но и когда всё и вся приносится в жертву смеху, когда из всех чувств остаётся одно чувство юмора — в этом тоже есть нечто нездоровое, не так ли? Вот испанцы, снявшие по мотивам своих «былин»-роман-серо о рыцаре Родриго де Биваре по прозвищу Сид Кампеадор (изумительно, кстати, похожем на нашего Муромца) анимационный фильм «Легенда о рыцаре», нашли в нём место для улыбки, но и в сплошной стёб приключения национального героя превращать не стали. Им, наверное, и мысль такая в голову не пришла. А у нас… ну, сняли в советские времена несколько неплохих мультфильмов и один полнометражный «Илья Муромец». Только «Илью» теперь мало кто смотрит, а все советские мультфильмы по времени уложатся как бы не в четверть балаганного «Поповича». Дисбаланс. Неравновесие, говоря по-русски.
И, в конце-то концов, смеяться над тем, чего толком не знаешь — тоже не дело. Как гласит пословица, смех без причины… мда, нездоровый симптом.
Поэтому, надеюсь, читатель, вы согласитесь со мною, что такие книжки, посвящённые нашему, русскому эпосу, ещё долго не будут лишними. И неравнодушный к истории, к памяти и духу русского народа человек найдёт в них — и в этой, которую вы держите в руках, — немало интересного.
Изучение былин — краткости ради впредь я буду говорить просто «былиноведение» — переживало разные времена, как и любая наука. Бывали взлёты, бывали падения, был в истории изучения русского эпоса и глухой застой, и рывки-прорывы. Сейчас, кстати, тоже не лучшие времена. Особенно для тех историков, что обращаются к былинам как к источнику о древнейших временах русского народа. Большинство учёных сейчас очень охладели к поискам сведений о Древней Руси в былинах, и не без причины.
Почти всю вторую половину минувшего столетия наши учёные ожесточённо спорили об отношении русского эпоса к истории. С одной стороны выступал академик Борис Александрович Рыбаков со своими последователями — М. М. Плисецким, С. Н. Азбелевым и многими другими. С другой — Владимир Яковлевич Пропп, фольклорист с мировым именем, которого Дмитрий Балашов назвал «школой в нашей науке» — и был прав. Проппа также поддержали многочисленные ученики и последователи. В споре, однако, не родилась истина, напротив, спорщики в увлечении ушли от неё очень и очень далеко, пустившись в самые прискорбные крайности.
Рыбаков и его последователи отыскивали в былинах отражение событий и персонажей летописи. Притом, с одной стороны, не обходилось без натяжек — нам, читатель, ещё многие из них предстоит рассмотреть. А с другой — и это, пожалуй, похуже любых натяжек — неповторимость и своеобразие былин как исторического источника недооценивали — и самым фатальным образом. Русский эпос становился переложенным на белый стих пересказом избранных мест из «Повести временных лет» печерского летописца. Всякое отличие отметалось как «позднейшее наслоение», «искажение», «эпическая фантазия», «мифологический орнамент». И «в отвал» уходили полезные, подчас очень и очень ценные исторические сведения. Авторитет Бориса Александровича Рыбакова — патриота и замечательного учёного, но вместе с тем человека увлекающегося — закрепил за поисками летописных «прототипов» былинным героям и их приключениям имя «исторической школы» в былиноведении. Между тем и до Октябрьской революции, и после неё существовала иная традиция исторического былиноведения. Когда-то сам Рыбаков и Плисецкий отдали ей дань — перед тем как в азарте спора убрести на неверную тропку поисков летописных прототипов.