Ещё в конце XIX — начале XX века русские учёные Д. И. Иловайский и Б. М. Соколов убедительно доказали, что причиной превращения Муравленина в крестьянского сына Муромца стало появление в начале XVII века сподвижника известного повстанца Ивана Болотникова, казака-самозванца Илейки Иванова сына Муромца, выдававшего себя за несуществующего «царевича Петра». Многочисленные местные муромские легенды, связывающие названия урочищ, возникновение родников и пригорков с деятельностью Ильи Муромца, изначально, видимо, посвящались именно разбойному казаку. Подобные «борцы за народное счастье», от гигантов вроде Степана Разина, Емельяна Пугачёва, Ваньки Каина до каких-нибудь Рощиных или Зельиных, были в Российской империи любимыми героями народных преданий. С ними как раз очень часто связывались — подчас самым невероятным образом — названия лесов, гор, рек. Так, речка Кинешма получила-де своё имя от тоскливого крика персидской княжны на разинском струге «Кинешь мя!». Надо ли говорить, что Степан Тимофеевич утопил несчастную пленницу за сотни вёрст от Кинешмы — кстати, и не в Волге, как поётся в известной песне, а в Яике, который тогда ещё не звался Уралом. На берегах Камы тот или иной холм оказывается в глазах местных крестьян грудой земли, высыпанной из сапога Пугачёвым. В Жигулёвских горах едва ли не каждый камень связывают с памятью если не самих Разина и Пугачёва, то их сподвижников. И так далее и тому подобное. Вот про других былинных богатырей — Алёшу, Добрыню, Святогора и прочих — подобных легенд нет, и муромские предания о ключе, забившем из-под копыт коня Ильи, или о холме, вставшем там, где он бросил шапку, примыкают не к былинам, а к разбойничьим историям. И только позднее их связали с былинным тёзкой самозванца. Сам же богатырь много древнее: его имя, как мы увидим, возникает в германских легендах и шведских сагах в XI–XIII веках.
Сам культ «святого Ильи Муромца» расцветает к концу того же семнадцатого столетия. Во время Никонова Раскола в русской церкви многочисленные паломники в Киево-Печерскую лавру устремлялись к мощам святого богатыря. И тут возникает очень занятное недоразумение — старообрядцы, возвращаясь, уверяли, что рука святого сложена в «древлем двупёрстном знамении». Никониане, в свой черёд, видели пальцы святого, «в посрамление раскольничьему суемудрию», сложенные троеперстно. Наконец, когда страсти Раскола схлынули, рука «Ильи Муромца» оказалась покойно лежащей поверх облачений с распрямлёнными пальцами. Поскольку всякому понятно, что любая попытка согнуть или разогнуть иссохшие пальцы мощей — по сути, мумии — привела бы лишь к их разрушению, остаётся лишь два объяснения этому странному явлению. Первое заставляет предположить, что в лавре, этом средоточии православной святости, развлекался над паломниками (при помощи святых мощей) нечистый — ну не небесные же силы так жестоко глумились над чувствами верующих! Второе, более обыденное — к нему, читатель, склоняюсь и я, — состоит в том, что в конце XVII века печерские иноки ещё не решили твёрдо, какие из мощей принадлежат Илье Муромцу. Пока шёл Раскол, а власть российского государства и московского патриарха над Киевом ещё была не тверда, печерские чернецы, кто из личных убеждений, а кто-то и из корысти — водили староверов к мощам с двуперстно сложенной десницей, а сторонников реформ Никона — к тем, что сложили пальцы «щепотью». Впоследствии же, чтобы не разжигать страстей, были подобраны на роль «святого Ильи Муромца» мощи с распрямлёнными пальцами — так сказать, ни вашим ни нашим. И вот по этим-то мощам безвестного черноризца иные горе-«учёные» в азарте «церковного возрождения» конца восьмидесятых «восстанавливали» и внешний облик былинного богатыря, и чуть ли ни его биографию! И именно эти безымянные мощи недавно переехали «на родину». Остаётся воистину лишь молить Бога, чтоб хозяин «святых» останков при жизни имел хоть какое-то касательство к Мурому. Впрочем, ему, думается, это уже безразлично, зато муромцы получили «наглядное доказательство» того, что главный богатырь русских былин был их земляком, а муромские, власти, светские и духовные, — неплохой источник дохода, как от паломников, так и от обычных туристов. В конце-то концов, если уж объявляют у нас Великий Устюг «родиной Деда Мороза», а село Кукобой Первомайского района Ярославской области — «родиной Бабы Яги» — чем «Илья Муромец» хуже?