Вот только с тех самых пор, как старый маг поддался искушению и похитил ребёнка своих лучших учеников, не было ему в этой жизни покоя. Казалось бы, он поступил мудро, избавляя маленького мага от страданий. Ведь предсказания Оракула сбылись в полной мере. Месяца в школе не проходило, чтобы Годрик с Салазаром не сцепились между собой, словно два диких зверя. Благо дело, поводов для этого было миллион и ещё чуть-чуть для довеска: то ученики Гиффиндора чего-нибудь учудят, то слизеринцы кому-нибудь нагадят. Студенты остальных факультетов и преподаватели только успевали уворачиваться от попадания под перекрёстный огонь. У всех живущих в Хогвардсе уже выработался своеобразный условный рефлекс: как только что-то происходило, все мгновенно прячутся по собственным гостиным и покоям учителей. Не школа, а тренировочный лагерь Боевых магов. Всё точно так, как он увидел в Предсказании. И всё равно, что-то в глубине очерствевшей со временем души Игностуса неприятно шевелилось, больно саднило и нашёптывало на ухо в бессонные ночи, проведённые в его замковых покоях: «Это ты во всём виноват… Ты…» Певерелл пытался заглушить голос совести, постоянно предпринимая попытки помирить своих лучших учеников, но все его усилия приносили лишь кратковременный положительный эффект. Слишком много между этим двумя магами было обид, непонимания, всплесков вины и гордости, помноженных на так и не угасшее чувство. И это если ещё не учитывать действия умело подливавшей масло в огонь Хельги.
Нет, поначалу, когда Салазар с Ровеной после бракосочетания, устроенного в королевской часовне Лондона, вернулись в замок, бывшие любовники почти полгода делали вид, что едва знакомы друг с другом, обмениваясь лишь парой слов при уж очень сильной необходимости. Поругавшиеся по какой-то причине кузины тоже не горели желанием общаться. А вот потом…
Всё началось с приезда в школу двенадцатилетних Орина Торнтона и Элрика Свенсона, как две капли воды похожих на своих отцов и соперничавших между собой с рождения. Нет, вражды между кузенами не было, но вот проказ, подколок и братских потасовок – более чем достаточно. Конечно же, было бы лучше, если бы мальчики попали на факультеты Ровены или Хельги. При воспоминании о последней магистр Певерелл недовольно поморщился. При всех своих силе, доброжелательности и верности, француженка была удивительно ревнивым существом и, пожалуй, распределение кого-то из этой парочки на её факультет могло закончиться чем-то похуже студенческих стычек, которые до сих пор нет-нет, да ставили «на уши» всю школу. Но чуда не произошло. Орин совершенно предсказуемо попал на факультет «змей», а Элрик – к «рычаще-кошачьим». И вот тогда-то и выплеснулись во всей красе чувство обиды, которое затаившиеся Годрик с Салазаром испытывали друг к другу. Каждая стычка, каждая потасовка мелких паршивцев, всего лишь выпускавших пар и не испытывавших никакой неприязни друг к другу, заканчивались чуть ли не дуэлью деканов их факультетов. Игностус увещевал, грозил и даже проклинал бывших любовников, но ничего не мог с ними поделать. А ведь возможности помириться были.
Маленькие сыновья-наследники Рика и Зари вполне себе мирно играли друг с другом, несмотря на недовольство Хельги, и только рождение у неё вслед за первенцем двух дочерей-погодок заставило обычно невозмутимого Салазара вспылить и запретить малышу Ричарду общаться с Альбертом, сыном Гриффиндора.
Игностус, тяжело вздохнув, подошёл к стрельчатому окну своего кабинета и попытался разглядеть сквозь утренний туман, толстым одеялом укрывавший замок, небольшую скалу, нависшую над Чёрным озером. Несмотря на свои семьдесят пять лет, на зрение он не жаловался. Поблёкшие после смерти друга карие глаза смотрели всё так же цепко и настороженно, как и раньше. Вот и сейчас взгляд привычно нашёл едва заметную в белёсом мареве закутанную в чёрную мантию фигуру, застывшую на скале. Утренний ветер трепал длинные чёрные волосы, не собранные сейчас в привычный хвост. Салазар. Каждый день, в любую погоду, сразу после рассвета молодой Основатель приходил на эту скалу и, застыв словно статуя, стоял, неслышно шепча себе под нос какие-то слова. Разговаривал с кем-то? Жаловался? Этого Певерелл не знал. Все его попытки поговорить с нормандцем в этот момент провалились. Слизерин просто исчезал в неизвестном направлении, стоило только кому-то нарушить его одиночество… А на вечерней заре на том же самом месте появлялся Годрик. Ложился на самый край, оперев голову на сложенные руки, и до темноты всматривался в тёмную воду и замок… как будто хотел увидеть что-то и не мог. Этот тоже молчал, ничем не выдавая при посторонних своих чувств, и сорвался только однажды – сразу после своей свадьбы, когда, вернувшись в замок, не смог попасть в их с Салазаром старые покои… Заговорённая стена просто не пропустила молодого мага. Игностус с ужасом вспоминал, как молодой сильный мужчина, один из сильнейших чародеев Магического Мира, словно ребёнок, плакал в его кабинете, обвиняя вероломного друга в измене, а сам с детской надеждой вглядывался в глаза Учителя, словно умоляя: «Ну, помоги же!!! Ты же великий маг!!! Ты всё можешь!!! Верни его!!! Верни…»
Салазар продержался дольше. То ли старая комната беспрепятственно пропускала его, то ли выдержка у мага, воспитанного таким монстром, как Марволо Слизерин, была получше, но Зар ни разу не позволил себе сорваться, выпуская пар только в возникавших всё чаще стычках с бывшим возлюбленным… До тех пор, пока спустя три года после возвращения молодой Основатель не ввязался в политическую схватку, в результате которой потерявший расположение Этельреда II Годрик был выслан с земель Английского королевства. Певерелл знал, что Зар полез во всю эту дурно пахнущую кашу только потому, что, в очередной раз разругавшись в пух и перья с Гриффиндором, искал мести. Минутный порыв и врождённые способности к интригам привели к результату, далеко превосходившему желания начавшего эту игру нормандца. А ведь Магистр всегда вдалбливал в головы своим ученикам: «Совершая какое-либо действие или бездействуя в нужный момент, вы должны быть готовы к последствиям своих поступков». Так попытка досадить привела к полноценному политическому «удару под дых», а это, в свою очередь, вывело на новый уровень вражду бывших друзей. Гриффиндор не простил Салазару потерю влияния при Английском дворе, а Певерелл с Ровеной в тот вечер нашли Зара в том самом коридоре второго этажа возле теперь уже окончательно закрытых для всех бывших покоев двух магов с мёртвой безысходностью в глазах и сбитыми в кровь руками. Медленно, но верно вражда набирала обороты, и Игностус с ужасом представлял, что же может ожидать их впереди. Уж слишком хорошо он знал упрямство своих лучших учеников.
Шли годы, закончили Хогвардс и улетели в родные края Орин с Элриком, ставшие к тому времени отменными магами. Их поддержка вывела ставшего конунгом Торна в главные советники датского короля, надолго отбив у Септимиуса Малфоя желание соваться вместе с английскими войсками в контролируемые данами области страны. Стал признанным во всём Магическом Мире Мастером по созданию волшебных палочек бывший слуга Зара Оливер, из-за отсутствие отца, чьё имя обычно упоминалось после имени собственного, получивший прозвище Олли-сын-Ванды, или просто Олли Вандер. Достиг двенадцатилетия Марк, сын Магистра Певерелла, единственный человечек, которого одинаково любили и баловали все Основатели. К счастью, мальчик выбрал своим Наставником и Учителем Ровену, на время выведя из противостояния Слизерина с Гриффиндором, ведь неизвестно, чем бы обернулось его обучение на одном из их факультетов. Пришло время, и Марк покинул стены Хогвардса, отправившись на покорение большого мира, а спустя пару лет пришло известие, что любимый ученик Основателей встретил девушку своей мечты и завёл семью. Молодая пара, обосновавшаяся в Певерелл-холле, который вернул Магистру Игностусу новый король, часто навещала Хогвардс и собиралась в скорости отдать в него на обучение подраставших детей. И Годрик с Салазаром, даже к собственным детям не испытывавшие такой привязанности, которую чувствовали к Марку, ходили гордые и довольные, заключая пари, на какой же из факультетов попадут юные представители нового поколения Певереллов, уже ставшие им кем-то вроде племянников или… внуков.