— Эдем, — назвала она мое имя так просто, будто и не было между нами этой пропасти длиной в целую жизнь.
Ее подбор застрял между камнями брусчатки, и я успел подхватить ее за локоть. В глазах Инары сверкал свет фонарей.
— После твоего звонка, после этого видео, я подумала, что найду тебя здесь.
Но мне важно было кое-что знать.
— С тобой говорил седой человек в клетчатом пиджаке?
— Какой человек? — морщины побежали по ее лбу, Инара не лгала. — Со мной говорил один худой парень, и это было пятнадцать лет назад.
Однажды, на шумной автостанции, стоя на подножке автобуса, этот паренек повернулся к рыжей девушке и пообещал, что они вернутся вдвоем в этот парк, чтобы закружиться в танце, от которого он опрометчиво и трусливо отказался в тот вечер.
Время пришло.
Я подал Инари руку, и мы поднялись на сцену. Талия ее была такой же тонкой, как и при первой нашей встрече, волосы пахли розами, а веснушки, немного потускневшие, оставались в созвездии Девы.
Вдруг гитара смолкла. Мы повернулись к Крепкому, но тревога была бесполезной. Музыкант сел на край сцены и стал играть песню заново. Иногда некоторые вещи следует начинать сначала.
Поздним осенним вечером на летней сцене парка рыжеволосая женщина положила руки на плечи худощавому мужчине, выполнявшему свое весеннее обещание. И на длинный миг деревья вокруг стали зелеными, пол под их ногами — лакированным, а ее платье закружилось слетами клена.
— Ты замужем, а я не собираюсь умирать в ближайшее время, — сообщил он.
— И что будет дальше? — спросила она.
Положив одну руку ему на плечо, а другой сжав теплую ладонь, женщина смотрела на верхушки деревьев, на молодую луну, воткнувшуюся острыми краями в пластилин неба, и наконец услышала ответ, самый мудрый и единственно уместный.
— Я не знаю.
Воскресенье. Эос
[1] Гораций, «К Левконой», перевод М. Зерова. — Прим. переводчика.