Под ногами причмокивал мокрый асфальт и шуршали листья — они уже показались осенью. Эдем был бусинкой, нанизанной на жилку парковых дорожек, и вскоре почувствовал, как клубок в его душе тает. Соглашение с джином имело смысл лишь в том случае, если жить одним днем, не думая о пропасти под носками кроссовок. И теперь он просто бежал — раз, два — рассматривая парк, прогудевший над ними фуникулер, кормушки для птиц, расставленные на продажу картины художников, зеленые церковные купола. Он улыбался бежавшим навстречу людям.
Те отвечали ему тем самым, некоторые успокаивали шаг, а один поздоровался как со старым знакомым, имени которого он не может вспомнить. Как кисточка желтой краски, музыкант Крепкий бег вверх по Андреевскому спуску, оставляя за собой след с улыбок.
На пересечении с Десятинной Эдем остановился отдышаться. Опершись руками о колени, он выбирал следующий маршрут.
— Здлатуйте, — перед ним неожиданно вырос мальчик. Он смотрел на Крепкого большими глазами и сосал кончик отломанной ветви.
— Здравствуй, — ответил Эдем, знавший одно-единственное правило обращения с детьми: не сюсюкать.
— Пять минут — это скики?
Если бы Крепкий имел наручные часы, Эдем объяснил бы на примере с движением стрелок. Но часов не было, и ответить оказалось проще.
— Пять минут — это мало. Это почти ничего. Если мама отпустила тебя на пять минут, то нужно бежать к ней.
Малыш бросил сосать и уставился на Эдема, затем протянул ему мокрую на кончиках ветку и побежал в сторону Пейзажной аллеи.
Эдем вспомнил глубокое потрясение, которое он почувствовал, когда впервые вышел из сквозного прохода, похожего на нору, к причудливым скульптурам на этой аллее. Тогда он стал свидетелем сказки, спрятанной от чужих глаз высотными домами. И тот первый трепет до сих пор звучал в нем, когда он оказывался в этом далеком от обыденности уголке города. Предстоящий маршрут был определен.
Сначала Эдем обежал музей истории Украины и перешел на скорый шаг у фундамента Десятинной церкви — она напомнила ему остатки древнего лабиринта. В начале аллеи ангел с каштановыми волосами забрался на башню из подушек и готовился дуть в медную трубу. Огромная среди дня Пейзажная еще не проснулась по полной. Одно за другим хлопали окна соседних домов, впуская в квартиры шум утреннего города. Шипел кофейный автомат, напоминая, что Киев уже много лет как присоединился к ряду кофейных городов. Скрипела рессорами детская коляска — его энергично катил парень в спортивном костюме.
В плаще, сотканном из голубых монеток, оперся на шпагу Маленький принц, а у его ног навострил ушки и поднял антенной хвоста прирученный им Лис. За спиной Принца, положив руку на его плечо, будто мать, отправляющая сына на выпускной, позировала женщина в неуклюжем платье. Ее спутник в рубашке из грубой шерсти держал в вытянутых руках телефон и присел, выбирая нужный ракурс.
— Ты хочешь, чтобы собака тоже попала в кадр? — спросил он.
— Крепкий, — сказала его жена вместо ответа и точно взяла бы в плен музыканта для совместного фото, но Эдем уже пробежал мимо.
На детской площадке двое малышей визжали от восторга, скатываясь с уличной горки, а няня на скамейке пристально следила за их баловством. Зеленоглазый Чеширский Кот из Страны чудес оскалился в ужасающей улыбке. Рядом с ним сел Белый Кролик, чей будильник со звонком растекался на мозаике, будто это были фантазии не Кэррола, а Дали.
Бег бодрил голову, отбрасывая все лишнее. Была дорога, был Эдем в теле известного и любимого многими музыкантами, был весь день впереди. Одного не было — лишнего времени. Времени для рефлексий.
На балконе первого этажа дама в аккуратном домашнем халате с чашечкой кофе в руках изображала замысел. Через несколько метров, возле оклеенного объявлениями подъезда, двое мужчин следили за каждым ее глотком. Один держал над ней микрофонный журавль, второй склонился над экраном установленной на штатив кинокамеры. Незнакомая актриса Эдема увидела Крепкого — и не смогла сдержать дружеской улыбки. Сцена была испорчена.
Над обрывом скрывался в тени деревьев остаток того, что когда-то было памятником коленвала. Вероятно, для науки вандалам здесь установили табличку, и Эдем помнил ее текст: «В процессе эволюции человечество сделало огромный шаг вперед от дикости к варварству». Отвлекшись на прожектор на трех колесах, ливший с высоты поток «цементного» света, Эдем чуть не споткнулся о пекинеса с выпученным языком. Выгуливавшая его девушка даже не заметила столкновения — все ее внимание было приковано к телефону в руке.