Выбрать главу

«Гляди того потонем…»

Гляди того потонем — ему и горя нет. Нам всею слепотою циклоп глядит вослед. Не нимфы, не наяды, а видит нас, застыв, Медузиного взгляда холодный объектив.

«Из-за тебя мы погубили град…»

Из-за тебя мы погубили град. Ты — Немезиды дочь, но, впрочем, кто не сын ей? Нет, ты была дика, как виноград, и как вино — прозрачна и невинна: вина прозрачный ток размеряй, тих, покуда не достигнет уст людских.

«Пусть звучанье будет хоть…»

Пусть звучанье будет хоть легким, словно твой уход, легким, словно твой укор, пусть дерев античный хор нам, как водится, подскажет крон слетающую тяжесть — легкость сучьев, листьев, спор.

«Бороды твоей монисто…»

Бороды твоей монисто и чело склонились низко, и скитаний дальний вид тяжко веками прикрыт. Волны пляшут, приседая. Цену славы и молвы знает грудь твоя седая, знает пепел головы.

«Бесплотно время, говорят…»

Бесплотно время, говорят. Но звезды только в нем горят. Надеюсь я, что плотью лет наполнил пустовавший след, мелодий сих речитатив в косматый мрамор воплотив.

Помолвка

«Близ слез, близ вереска, близ чаек…»

Близ слез, близ вереска, близ чаек стояла церковь, и ее — ее бывало посещали, но бури делали свое: сползались дюны все теснее, порос песком прибрежный храм — рассталась церковь с бурным небом: Бог стал доступен лишь пескам.

«Обкатанный веками…»

Обкатанный веками — почти что невесом — я — говорящий камень, который знает все. Но всуе бормотанье, уж лучше б был я нем: заветнейшие тайны как раз известны всем.

«Гудят в клавесине…»

Гудят в клавесине древесные соки деревьев красивых, деревьев высоких, дерев поднебесных, деревьев подземных — о, плавные песни их листьев последних.

«Безбрежна надежда…»

Безбрежна надежда кораблекрушенья — она безутешна, ослеп ее взор: и хоть до причала так близко, но жертве — но жертве отчаянья нужен простор.

«Миг солнечного вечера…»

Миг солнечного вечера зимой во мгле домов. Поддерживают вечность столпы его дымов. И все полно значения, и ничего не жаль, и дерева начертаны на небе, как скрижаль.

«Весною тают ангелы…»

Весною тают ангелы. Как лихорадка, сух, и вязок, словно тайна — тополиный пух ползет, клубится, носится — пролаза, вертопрах — он раздувает ноздри, он весь — ресниц размах.

«Берег побелел, иссох…»

Берег побелел, иссох. Высохли крушений доски. Глыбы волн, упав в песок, стали — вот: водою плоской. По змеиному шипя, отползает вал, и что же? — остается чешуя — бури сброшенная кожа.