Стэнли, дай ему волю, прокручивал бы эту запись еще и еще. Но на предварительном разбирательстве судья разрешил только два просмотра. Стэнли показал запись в первый день и наверняка завершит ее демонстрацией свое заключительное слово.
Стэнли садится, я встаю и откатываю столик с телевизором от скамьи присяжных. Встаю лицом к присяжным.
— Семилетний Билли Хаммонд всю свою короткую жизнь прожил на берегу океана, — тихо говорю я. — Он обожал рыбалку.
Четырнадцать пар глаз смотрят на меня. И эти глаза напоминают мне о том, почему я когда-то решила стать юристом, почему считаю, что нет призвания благороднее. Даже сейчас, усталая и измученная, я стою и испытываю благоговейный трепет перед этим фрагментом пазла, который зовется системой уголовного права. Сколько бы ни было в этой системе недостатков, это жюри — настоящий клад. Эти четырнадцать добросовестных граждан изо всех сил будут стараться принять верное решение.
— Девятнадцатого июня, — говорю я им, — всего полгода назад, семилетний Билли Хаммонд зашел на кухню — с удочками и наживкой. Он сказал маме, что идет на берег.
Я показываю на Патти Хаммонд, которая сидит в первом ряду. Присяжные смотрят на нее. Она — очень интересная женщина, с коротко подстриженными каштановыми волосами. Но по морщинкам у глаз, по горько опущенным уголкам рта видно, как она страдает. И выглядит гораздо старше своих двадцати девяти лет, гораздо старше, чем была 18 июня.
— Во время процесса вы услышите показания Патти Хаммонд, — сообщаю я присяжным. — Она расскажет вам, как дала Билли леденец и поцеловала его. — Выдержав короткую паузу, я продолжаю: — Больше она его не видела. И никогда не увидит.
Стэнли вскакивает со стула.
— Ваша честь! — визжит он. — Мне очень не хотелось прерывать вступительную речь моей коллеги. Но, боюсь, мы удаляемся от темы.
Возражения Стэнли — фальшь чистой воды. Поскольку мы строим защиту на временной невменяемости, мы имеем право обсуждать практически все, что могло повлиять на душевное состояние Бака Хаммонда в дни, предшествовавшие выстрелу. Реплика Стэнли наводит меня на мысль о том, что, возможно, перспектива нуллификации беспокоит его больше, чем я предполагала.
— Я считаю это допустимым, — говорит судья Лонг. — Это имеет отношение к состоянию подзащитного, что на данном процессе является вопросом первостепенным.
Я продолжаю вступительную речь. На возражения Стэнли я не откликнулась никак, даже в его сторону не посмотрела. Надеюсь, до присяжных дошло мое молчаливое послание. Мол, Джей Стэнли Эдгартон Третий здесь веса не имеет. Слушайте мудрого судью. И слушайте меня.
— Есть причина, по которой Патти Хаммонд никогда больше не увидит своего сына, есть причина, по которой Билли Хаммонд никогда уже не пойдет на рыбалку. — Я подхожу к Баку, встаю у него за спиной, но так, чтобы присяжные видели и его, и Патти. — Есть причина, по которой Билли Хаммонд никогда уже не отпразднует свой восьмой день рождения.
Патти всхлипывает, а Стэнли встает — с таким видом, будто ему нанесли личное оскорбление.
— Сядьте, мистер Эд-гар-тон Третий, — говорит судья.
Стэнли, издав тяжкий вздох, садится и, глядя на присяжных, качает головой, а внимание присяжных переключается с Патти на него. Мне хотелось, чтобы они смотрели на Патти, но театральные эффекты Стэнли возымели действие. Он тянет одеяло на себя. Я подхожу к присяжным и жду, когда они снова будут готовы меня слушать.
— И имя этой причине — Гектор Монтерос.
Стэнли снова вскакивает.
— Ваша честь, еще раз вынужден прервать свою коллегу, но госпожа адвокат высказывает предположения, которые не доказаны следствием.
— Это не так, судья, — говорю я.
Судья Лонг поднимает руку, призывая нас со Стэнли умолкнуть, и оборачивается к присяжным. Они обращаются в слух.
— Леди и джентльмены, — говорит он. — Пожалуй, мне следует объяснить вам, чем является вступительная речь. Но для начала, — он ослепительно улыбается, — я объясню, чем она не является.
Я тихонько возвращаюсь на свое место рядом с Баком и наливаю себе стакан воды. Когда начинается монолог судьи Леона Лонга, хор отступает к кулисам. Но Стэнли, похоже, решил ему подыграть. И продолжает стоять.
— Вступительная речь — это не прения сторон, — говорит судья и смотрит на нас со Стэнли. — Хотя по тому, что вы успели услышать, вы могли прийти к противоположному выводу. — Присяжные смеются, а судья Лонг спокойно откидывается на спинку кресла и продолжает улыбаться. — Вступительная речь — это и не представление доказательств. Это всего лишь возможность поговорить с вами. Она дается и обвинению, и защите. — Судья наклоняется к присяжным и доверительно добавляет: — Все мы знаем, как юристы любят поговорить.