Прежде чем объявить перерыв, судья Нолан бросает на меня испепеляющий взгляд. И вскакивает до того, как судебный пристав просит всех встать.
Гарри встает, подходит ко мне и говорит:
— Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, теперь она хочет упечь за решетку тебя.
Похоже, за время перерыва настроение судьи Нолан не улучшилось. Она с кислой миной усаживается в кресло. Разворачивает его к скамье присяжных и, пока присяжные рассаживаются, изучает стену.
Хорошо хоть на нас не смотрит. Бак серьезен и сосредоточен, сидит, сложив руки на столе. Он готов давать показания. И ему незачем смотреть на нашу злюку-судью.
— Леди и джентльмены, господа присяжные… — Беатрис одной рукой держится за подлокотник, а второй, на всякий случай, вцепилась в молоток. — Настало время защите и обвинению выступить с заключительным словом.
Мы с Гарри вскакиваем. На долю секунды мы оба лишаемся дара речи.
Гарри первым приходит в себя.
— Эгей… — произносит он.
Пришел в себя, называется. «Эгей» — не слишком подходящее для зала суда словечко.
Беатрис чуть не подпрыгивает.
— Эгей? — Она поднимает молоток и держит его на весу, как томагавк, который готова метнуть в любой момент. — Вы сказали «эгей», мистер Мэдиган?
Гарри морщится.
— Сказал, ваша честь. Но я не это имел в виду.
Беатрис опускает молоток себе на ладонь.
— Рада это слышать, мистер Мэдиган. Ну, так объясните же наконец, что вы хотели сказать.
— Я хотел сказать: прошу прощения, ваша честь, но защита еще не закончила. — Гарри делает шаг вперед. — У нас еще один свидетель, судья. Мистер Хаммонд — наш последний свидетель.
— Мистер Хаммонд? — спрашивает Беатрис с таким видом, будто ей сообщили, что сейчас даст показания фикус.
— Обвиняемый, — Гарри показывает на Бака, и Бак поднимает руку. Будто судья не знает, кто он такой.
— Подойдите ко мне, — морщится Беатрис.
Стэнли и Гарри оказываются рядом с судьей раньше, чем я, но судья Нолан не намерена ждать. Впрочем, это не имеет значения. Она говорит так громко, что ее слышно даже в последнем ряду.
— Что здесь происходит, господин адвокат?
— Что здесь происходит? — озадаченно спрашивает Гарри. — Обвиняемый готов дать показания. Вот что здесь происходит.
Беатрис раздувает ноздри:
— Что он намерен сказать?
— Не можете же вы у меня об этом спрашивать! — Гарри еле сдерживается.
— Разумеется, могу. Я — судья.
— Мне плевать, кто вы такая. Я защитник. А он, — Гарри показывает на Бака, — обвиняемый. Это значит, что он имеет право давать показания без предварительного обсуждения с обвинителем.
Беатрис хмурится:
— Он не имеет права давать ложные показания.
— Ложные? — хором восклицаем мы с Гарри.
— И вы не имеете права его на это подстрекать.
— Подстрекать? — снова хором говорим мы.
— Вы объяснили вашему клиенту, что ему грозит за дачу ложных показаний, господин адвокат? — Беатрис переводит взгляд с Гарри на меня.
— Почему мы должны были это делать, судья?
Беатрис тянется через стол и хлопает рукой по телевизору.
— Я видела запись, адвокат. Пленка не лжет. Если ваш клиент собирается давать показания, противоречащие тому, что есть на этой пленке, значит, он собирается лжесвидетельствовать. А этого я не допущу.
Она вызывающе смотрит на нас, но нашего ответа не ждет.
— А если он не собирается противоречить тому, что есть на пленке, тогда его свидетельство — сплошное безрассудство. Вы ему давали советы по этому поводу? Если вы не отговорили его давать показания, это подтверждает вашу некомпетентность. И я отстраню вас от защиты.
— Отстраните?
— А если вы его отговаривали, а он вас не послушал, значит, ваши действия были неэффективными. И я все равно отстраню вас.
Беатрис все продумала.
В зале сотни людей, и все сидят не шелохнувшись. Слышно только, как тяжело дышит Беатрис. В ее взгляде — открытый вызов, и я его принимаю.
Я разворачиваюсь и направляюсь к протоколисту. Наши глаза на миг встречаются. «Только меня не впутывайте», — всем своим видом говорит он.
— Защита вызывает в качестве свидетеля Уильяма Бака Хаммонда.
Все замирают, в том числе и протоколист. Я стою перед ним и говорю:
— Вы должны были это записать.
Он бросает неуверенный взгляд на судью и начинает печатать. Она, конечно, судья, но я рядом, могу, если что, его и стукнуть.
— Мисс Никерсон, вы слышали мои вопросы?
— Да, судья. Я слышала ваши вопросы и слышала ваши угрозы.