Ко и др. <- (*Оригинал) = (*Перевод) -> сп1 -> сп2
Напомним, что ХГА — стопроцентная компиляция с многоступенчатым включением, в лучшем (для исследователя) случае по типу матрешки вплоть до библейского ядра, в худшем — по типу мозаичного соединения разных мест из нескольких источников (указания на источники содержатся в издании К. де Боора, над дополнением и уточнением работал в начале века С.В. Шестаков [Шестаков 1891]). Таким образом, на схеме левее греческих кодексов, подпирающих Ко, нужно представить длинную цепочку, а точнее, пространство источников. Справа от Тр находится длинная цепочка-пространство русских списков Врем и исторических компиляций, включающих отрывки из Врем.
В любой точке исторической жизни памятника могло возникнуть (и возникало, невольно или намеренно) повреждение смысловой ткани, смещение смысла относительно исходного; обнаруживается смысловая нестыковка, зазоры в смысловой ткани, "швы" [Леонтьев 1967, 10]. В идеале следовало бы пройти всю цепочку с "зазороискателем" — практически же (по-видимому, и теоретически) эта работа неисчерпаема. Можно лишь привести показательный материал на все точки этой цепочки вплоть до исходного библейского текста. В нашем комментарии такой материал содержится. Усилия наши были направлены на то, чтобы по возможности уловить смысловое смещение на пути от греческого к славянскому, от Ко к Тр, установить точку, в котором оно произошло: при переводе, при переписке и правке — в греческом тексте или в славянском, дать его лингвистическое и лингвопсихологическое обоснование. Отечественная традиция лингвистических и герменевтических исследований, имеющих подобные цели в отношении древнерусских переводных памятников, включает имена А.М. Соболевского, И.В. Ягича, В.М. Истрина, Н.А. Мещерского, М.А. Моминой, В.Ф. Дубровиной, А.А. Алексеева, Н.В. Коссек, Е.М. Верещагина, И. Огрен, А.М. Камчатнова и их учеников и последователей.
Особенность нашего подхода обусловлена как раз его культурно-просветительской, так сказать, практической ориентацией: ни одно проблематичное место не могло остаться без современного эквивалента и — в идеале — без лингво-герменевтического истолкования, интересного не только для специалиста, но и для рядового "книжника" нашего времени. Иначе говоря, издание ориентировано на возможно более точное представление смысловой стороны памятника, что достигается текстом перевода в совокупности с комментариями. Хотелось бы думать, что мы следуем желанию А.Х. Востокова, который в предисловии к публикации Остромирова Евангелия (с. VII) писал, что он объяснил памятник в отношении языка, а "объяснить оный в отношении к Богословию и церковной истории", а также "светлые и туманные стороны древности" предоставляет последующим исследователям.
Современный текст Временника Георгия Монаха и сопровождающий его исследовательский аппарат подчинены незыблемому принципу текстологии, а именно:
а) сохранить в неприкосновенности памятник словесности, в нашем случае смысловую ткань, сплошность Тр;
б) реставрировать смысловую ткань Тр в местах ее повреждения и привести доказательства реставрации.
Смысловые утраты Врем относительно греческого даны в угловых скобках. Прибавления Врем относительно греческого и наиболее яркие замены обозначены курсивом. Конъектуры из списков второй редакции, как и в издании В.М. Истрина, обозначены угловыми скобками. Их больше, чем у В.М. Истрина, за счет выбора адекватного смыслового варианта из подстрочных вариантов этого издания. Восстановления, выполненные нами по спискам той же редакции, что и Тр, комментируются. Не излишние, как мы надеемся, стилистические прибавления авторов русского перевода ограничены круглыми авторскими скобками.
Следует обратить внимание на необычность применения главного текстологического принципа в нашем случае. В текстологии речь идет о сохранении текста, у нас — о сохранении смысловой ткани, смыслового уровня текста, о возможно более точном его отображении в тексте на современном языке. Очевидно, что приложение текстологического принципа к современному переводу входит в противоречие с теорией и практикой современного перевода, где порицается рабское следование за оригиналом, не приветствуются лексические повторы и невольные рифмы, рекомендуются синонимические замены и т. п. Это вторая необычность современного перевода древнерусского памятника. Она вызвана желанием сохранить и донести до современного читателя более, чем содержание памятника: сохранить и донести все, что только возможно, из его языка, напомнить нам самим о забытых значениях, конструкциях, фразеологизмах, приемах выразительности. Мы не предлагаем каких-либо общих правил допуска языковой старины в современность, но в нашем переводе читатель увидит такие ее стилистические приметы, как слишком частый присоединительный союз и; логическое подчеркивание с помощью частицы же (в славянском тексте выполняющей функцию показателя связности, обозначая повторную номинацию [Грицанюк 1999, 154]); пресуппозиционное ведь (эквивалент церковнославянского бо); паратаксис (не переводить же его в гипотаксис); "нерусский" эллипсис ("он взял за руку и привел его"); фразеологизмы типа "показал спину", "обнажился от истины". Надеемся, что читатель не увидит у нас того, что было бы испытанием для его языкового чувства, например анаколуфа или примитивно-наивного сочетания прямой и косвенной речи: "На четвертый день он, помолившись, сказал Израилю словом Господа, что Бог выведет вас из Египта" И95.