Материалом цельного современного перевода достигается, как нам кажется, и практическая культурная задача — перенос в наше время хотя бы некоторых элементов духовного облика средневекового человека, а именно тех едва различимых элементов, которые скрыты в слове. Кольцо для книжника XI века — это то, во что перст вниде, кольцо в материальной оболочке лексемы перст. Пусть об этом знают и читатели нашего времени: сохраняем описательное выражение и место комментируем. Константин Великий, обращаясь к священникам на Соборе в Никее, не просто призывал их или понуждал, но с-гонял, под-гонял их к единству, ведь он главный пастырь, они его стадо, а они пастыри над остальным стадом. Пусть и сегодня активизируется эта метафорическая картина. Пророчеством Даниила (Дан 9.24) определены 70 седмин до дня гнева. В слове определены (так звучит это место в синодальном переводе Библии) нет никакого содержания, сема "предела" уже умерла в нем. Но в ХГА (и еще более у Златоуста в Толковании этого места Кн. Даниила) все суровее: 70 седмин от-сечены, от-рублены и все предыдущее пре-сечено сроком пророчества. Средневековый переводчик чувствовал суровость пророчества языком (звучащей гортанью, как говорит С.С. Аверинцев [Аверинцев, Классическая греческая философия, 56]) — дадим это почувствовать и современному читателю. В самой лексике более всего видно биение жизни, неравнодушие книжника ко всему, что касается отхода от правоверья, нарушения принципов аскетизма, пренебрежения божественной благостью. Видны и более простые пристрастия. Аристотель для переводчика — блудник, хотя у Амартола он всего лишь болтун. Краснобаи, красноречивые говоруны — так с легким осуждением называет византийский монах античных писателей. В переводе они язычники — суровое осуждение, будь они живы, так и опасный донос.
В Хронике тысячи личных имен, именований местностей, земель, городов, владений, племен, и народов; записаны они на все лады, так что их идентификация представляет серьезную проблему. При составлении указателей личных имен и географических понятий мы были связаны все той же практической задачей: современный читатель должен получить сведения о лицах и географии "ойкумены" на современном уровне научных знаний о них. Тут свои трудности. Существующие правила транслитерации не всегда годятся, а образцы или отсутствуют, или варьируют по научным источникам. Наши указатели вызовут, по-видимому, такие же нарекания, как и все создаваемые, и, как все создаваемые, они необходимы и желанны: огромная масса исторических собственных наименований впервые появляется в печати. Для каждого имени даются варианты написаний, заглавным выбирается то, которое, насколько можно судить, соответствовало произношению переводчика. Например, Мелитена (так на географических картах в соответствии с принятым стандартом) вводится как Мелитина — с уважением к византийскому итацизму переводчика. Унификация написаний не должна заслонить своеобразие мира имен в памятнике.
У переводчика XI века в отношении имен была, однако, иная забота: он впервые и на слух знакомился с морем собственных и несобственных именований и не всегда успевал отличить одно от другого — так возникли вымышленные реки Ориз и Рифиния, присутствующие в указателе истринского издания наряду с реальными реками; красивое заклинание "Стой, солнце, над Гаваоном и луна над Фарагой Елома!" по библейской книге Нав. 10. 12 породило "Фарагу" из простого родового понятия "ущелье". Эту "Фарагу" сохраняем в современном тексте и комментируем.
Ряд топонимов он передал с осмыслением внутренней формы греческого имени, потому что место на земле было для него более чем местом действия сюжета. Так появились Сухой холм (площадь Ксиролоф в Константинополе), Волосатое поле (Ахелон на Балканском берегу), Камень (город Петра), Окрестные и Круговые острова (Киклады), Ограда (местечко Кепы в Карии) и т. д. Осмысленно звучали для него и прозвища участников истории. Византийский епископ Петр Монг, отступивший в ересь, для средневекового человека и для нашего переводчика — не просто Монг, а "Гундосый". Император Константин V, иконоборец, не просто Копроним, но "Навозник" и похлеще. Этот интерес к осмыслению собственного имени средневековым человеком следует донести до современного читателя: в нашем переводе фигурируют Гундосый и Навозник-Говнач. Есть в средневеком переводе и утраты сравнительно с греческим. Из-за промашки средневекового переводчика кое-где погибли имена, например Эсхил, Филон, эпикурейцы. Как быть? Где возможно, сохраняем так, как виделось в XI веке, то есть сохраняем культурно-историческую ошибку; в комментарии показываем путь, приведший к промашке. В указатель собственных наименований явные ошибки типа реки Ориз не включаем (это вводит в заблуждение и потому неприятно, как неприятно видеть эту "реку" в указателе Истрина), а осмысленные топонимы-переводы типа Сухого холма включаем в кавычках, после заглавного слова. Восстановленные нами общепринятые имена типа Петра (город) или Филон (еврейский ученый I в.) включаем в указатель в авторских скобках.