Раиса, плотная и круглолицая девица, встречала его весело:
— А-а, младший лейтенант пришел. Добро пожаловать. — И голос у нее был ласковый, грудной. — Пожалуйста, товарищ младший лейтенант. Как там у вас дела? Рассказывайте. Скоро фрица погоним?
А раз спросила иначе:
— Не забываете нас? Хорошо… Все ходите и ходите и все молчите да больше смотрите на Зойку. Другие-то не так приходят, а с умыслом. Показать себя, как лучше, норовят: в больших штабах работают и все холостые. Все, как один. Недавно вовсе пожилой наведался — лет сорок ему и лысина виднеется. И опять же холостой — умора! К обеим к нам подъезжал: с какой дело выйдет — все равно… А вы молчите; А видно, что и правда холостой. Или успели окрутить?
У Синельникова вмиг испортилось настроение, испарилась вся благодать на душе. Он зло посмотрел на Раису и отвернулся.
— Ой, рассердился! — она, всплеснув руками, валилась смехом. — Какой обидчивый хлопец…
Семен понимал, что выглядит глупо, что Раиса не напрасно рассмеялась, но не мог ничего с собой поделать! Он решительно не желал, чтобы сюда ходил кто-то помимо него, и не хотел слышать о том, что сюда кто-то ходит. Ходит и видит Зоину белозубую улыбку и светлеющие от этой улыбки строгие глаза.
С тяжелым сердцем вернулся он в этот раз на батарею. А явившись снова, увидел на стене землянки настоящую семиструнную гитару.
— Откуда такое сокровище? — удивленно спросил Семен и почувствовал, как опять улетучивается душевная благодать.
Раиса ответила, уперев руки в бока и покачивая головой:
— Еще один ухажер завелся. Принес подарочек. Спер, поди, где-нибудь.
Раиса захохотала; Зоя, перемолвившись с соседними станциями, прикрикнула на нее:
— Замолчи, Рая! Не слышно ничего из-за тебя. — И улыбнулась Семену: — Врет она все. Никакой не ухажер, а так… Неизвестно зачем принес — мы играть не умеем. А вы умеете?
Если бы Зоя не улыбнулась и не сказала «врет она», Синельников наверняка ответил бы: «Не умею». А так он взял гитару, прислушиваясь, перебрал струны, настроил и запел про синий платочек, потом про костер, который в тумаке светит, и наконец:
«Вернись, я все прощу…»
Девушки слушали, как зачарованные, будто лилась к ним мелодия с небес. Раиса вытерла рукавом гимнастерки повлажневшие глаза и, когда Семен умолк, вышла из землянки. Зоя, прикрыв ладонью трубку, чтобы на соседних станциях не слышали этого концерта, смотрела неотрывно в одну точку.
Синельников положил гитару на топчан, встал и подошел к девушке:
— Зажмите, Зоя, микрофон поплотнее.
— Зачем поплотнее?
— Чтобы не слышали, как я буду говорить.
— Говорите потише, если не хотите, чтобы слышали, — Зоя пожала плечами и опять блеснули ее сладкие зубы. Их блеск окончательно воодушевил младшего лейтенанта.
— Я люблю вас, Зоя, — выдохнул он и увидел, как меркнет сахарный блеск и глаза ее становятся снова строгими. Сейчас вот, думал он, Зоя посмотрит на него с прищуром и скажет такое, что навсегда забудется дорожка к землянке у тополей. Но она молчала. Ее вызывал, надрываясь, голос в телефонной трубке, а она не отвечала. Потом, спохватившись, ответила, сама вызвала другую станцию, сказала «Проверка» и снова замолчала. Синельнйков подошел, взял ее за худенькие плечи, повернул к себе и приник к ее губам.
— Довольно, — она с трудом перевела дыхание. — Вы славный, вы мне нравитесь… Не как другие. Другие — хамы… Мне с вами хорошо. Только к чему это? Что за любовь такая, когда не скажешь людям, что любишь человека, когда ни дома, ничего нет.
Семен не слышал ее, а если бы слышал, все равно не понял, почему он должен свою любовь связывать с каким-то домом.
Появилась Раиса. Синельников попрощался и ушел. Шагал он, громко напевая, ощущая вкус Зоиных губ, чувствуя ее плечи под своими ладонями. Из всего, что она говорила ему, он помнил только — «Вы мне нравитесь». И разве этого мало?
С неделю после этого он не навещал связисток. А вырвавшись, бежал бегом. Отдышавшись у землянки, Семен одернул гимнастерку и стал спускаться по ступенькам. Раиса выглянула в дверь:
— Ага, младший лейтенант пришел. Добро пожаловать.
— Зоя дежурит?
— Зои нет… Была, да вся вышла.
— Как нет? — от неожиданности он, пятясь, поднялся на ступеньку выше. — Что случилось?
— Ничего не случилось, жива и целехонька. В штаб перевели.
Райсин голос был все тот же — ласковый, но чудилось в нем нечто такое, отчего у Семена холодком тронуло руки.
— Как так перевели? Зачем?
— Начальство знает. А вы зайдите, посидите. Там новенькая вместо Зои, культурная дивчина. Познакомитесь.