— Так что лучше не говорите!
— Но ведь и под моим началом тебе не мед. Вместе в училище поступали, вместе заканчивали, и учился ты лучше, чем я, и начинали одинаково — с замполитов застав. — Карпов приятно улыбнулся, вспомнив курсанта Гришу Кондратюка, бойкого, разбитного. Командир дивизиона тогда сказал о нем: «Парень — не промах, что ни выстрел — в десятку».
Утешить сейчас Григория Поликарповича полковник Карпов не мог. А тот, заметив улыбку и неверно истолковав ее, вспыхнул:
— Вы сами посмеиваетесь надо мной: дескать, сначала я тебя обскакал, а вот сейчас Суров.
Карпов замахал обеими руками:
— Да прекрати, Поликарпович. В горячке не такое примерещится. Все. Точка. Кончаем разговор.
Лазарев поднялся вслед за ушедшим Кондратюком, однако Карпов вернул его, протянул донесение Мелешко. Пока тот читал, повернулся к Тимофееву.
— На первой ведь две подряд самовольные отлучки, — лаконично доложил начальник политотдела. — Поеду разбираться.
Лазарев, не поверив, уточнил:
— У Мелешко?! В жизни бы не подумал. У кого угодно, только не у него. Отличный воспитатель. И рука твердая.
— Стало быть, не очень твердая, — парировал Тимофеев.
Карпов, казалось, оставил неприятное сообщение без внимания. Он сидел, пригнувшись к столу, будто под тяжестью груза, ни о чем не спрашивая, не уточняя, почему не он, а Тимофеев первым узнал о происшествии на семнадцатой, не стал выяснять обстоятельств, словно его это сейчас ве интересовало.
Резкая боль внизу живота справа возникла снова. Прошиб пот.
— Поезжайте и разберитесь на месте, — сказал после долгой паузы Карпов. — Во всех тонкостях разберитесь. Человек заставу гробит, лучшее подразделение. А мы либеральничаем. Списываем за счет старых заслуг. Настало время делать выводы. Пора! — Сказал, как отрубил. Выпрямился. — С отпуском повременю. Поеду недели через две. Ну, все свободны, товарищи.
Карпов отпустил заместителей, вызвал кадровика, майора Евстигнеева. Когда тот пришел, передал ему почту.
— На, радуйся: нового начальника штаба получаем.
— Кондратюка утвердили?
— Нет. Читай.
Майор Евстигнеев, опытный кадровик, прочитав приказ, лишь позволил себе заметить, что начальник отделения подготовки ведь еще не уволен, а на его место уже приезжает офицер. И отчеркнул ногтем следующий параграф о назначении капитана Ястребеня.
Карпов, скрыв удивление, быстро прочитал отчеркнутый Евстигнеевым параграф, молча выругал себя за невнимательность.
— Мелешко надо освобождать, — проговорил он, возвращая майору приказ. — Вернется Тимофеев с материалами, подготовишь документы на увольнение. В запас. По выслуге лет. По этому вопросу все. Ну, как там дети? Пишут? — спросил, отключившись от служебных вопросов.
— Третьего дня от Гриши пришла телеграмма: с днем рождения поздравил. Не забывает зятек.
— Извини, сват, запамятовал за бесконечными делами. Однако прими с опозданием. От всей души желаю тебе здоровья, семейного счастья, радостей, служебных успехов… — Отдав должное родственным отношениям — они были сватами, — Павел Андреевич попросил личное дело Сурова.
— Еще не прислали, — последовал короткий ответ.
5
Суров стоял в проходе вагона у окна, смотрел на пробегающие в тумане всхолмленные поля. Близилась конечная станция. С трудом верилось, что остался позади длинный, утомительный путь, что покончено с хождениями по отделам главка и округа, с представлениями начальству, что через считанные минуты они с Верой будут на месте. Их, конечно, встретят. На первых порах, как водится, поселят в гостинице, а потом…
— А потом поглядим, — сказал он вслух.
— Что ты сказал?
Суров посмотрел на жену. В пальто и меховой шапочке она стояла в дверях купе, с тоской глядела за окно, где в утреннем сумраке поплыли бурты угля, строения депо, матово блестели разбежавшиеся по сторонам рельсы.
— Говорю, утро вечера мудренее.
— Для меня же мудрее вечер. — Она не стала ничего объяснять, а он не стал спрашивать.
Постепенно из жиденькой пелены начал желтоглазо наплывать город. Показались склады, пристанционные здания.
— Интересно, нас встретят? — Вера прошла к окну и стала рядом с мужем. — Проспят, наверное.
— Встретят обязательно.
— Конечно же! Три генерала и ефрейтор.
— Не язви. По мне так пусть любой из штабных писарей придет.
Сказал и подумал, что в самом деле хорошо бы обойтись без церемоний. Прислали бы машину и писаря на подмогу: одному ведь сразу не вынести всех вещей из вагона, а Вера — не помощник.