И там, привязанная к стулу, окруженная столбиками золотых дублонов, сидит та самая Перл. Перл, которую я якобы уже убила.
— Я подумал, тебе стоит закончить начатое. — Голос Карла холоден, словно воды океана.
— Но как? — спрашиваю я. — Как?
— Угадай, кому еще нравятся горячие панини? — Карл указывает на Перл, свою дорогую пленницу. — Угадай, кого я недавно встретил, когда пошел купить еще один панини, специально для тебя? — спрашивает он, опять указывая на Перл, эту вечную пленницу.
— Угадай, чья голова все еще на плечах? — спрашивает Карл.
Мое лицо горит, я не знаю, куда деть руки. Я вообще не знаю, что делать, куда смотреть. Я смотрю на Лоретту в поисках поддержки, но она глядит в сторону, а лицо ее скрыто маской в цветочек.
— Не могу поверить… Я думал, мы с тобой похожи. — Карл наступает на меня, оттесняя в угол. — Не могу поверить, что увидел в тебе что-то, что отозвалось во мне.
Впервые за много-много месяцев я обратила внимание, какой он широкий, какой высокий и тяжелый.
— А хуже всего то, — продолжает он, — что ты не выполнила свою работу.
Он вкладывает нож мне в руку, приставляет нож к моей спине, подталкивает меня в сторону дрожащей от ужаса Перл, ее рот заклеен скотчем, а глаза широко раскрыты и полны вины и мольбы.
Я не могу, — говорю я, чувствуя, как меня трясет, — я не могу.
«Я не могу», — говорю я снова, уже про себя. Слова застревают где-то в горле.
— Я знаю, — голос Карла звучит неожиданно мягко, он склоняется вперед и перерезает Перл горло.
Я закрываю глаза.
Все произошло предположительно так.
Это напишут в протоколе судебного заседания.
Вам же я могу сказать, что не Карл перерезал Перл горло. Это сделала Лоретта.
Это Лоретта перерезала ей горло одним быстрым движением, схватила меня за руку и вытолкнула за дверь, и заперла внутри и Карла, и умирающую Перл, его оружие и его журнал, который она незаметно подсунула в сумку и в котором он подробно описывал каждое убийство, которое совершил.
Хранилище закрылось, как холодильник, как катакомба, как могила.
— Прости, — сказала Лоретта, защелкивая замок.
— За что? — прокричал Карл, молотя в дверь изнутри.
Я заметила, как на глаза Лоретты навернулись слезы.
— Мне не хватает сестры! — прокричала она в ответ.
Вместе с этими словами щелкнули, вставая на место, тяжелые шестерни засова.
Мы венчаем вершину холма, который состоит из предательств, измен и предательств; я слышу, как Карл молотит кулаками в дверь, но звук этот уходит все дальше и дальше, пока не превращается в слабую тень, в далекое эхо.
Потом я помню: Лоретта куда-то звонит.
Потом я помню: я уже на улице. Вдалеке ревут сирены.
Потом я помню: меня обнимают. Я слышу слово «беги». Беги так, точно бежать — это твоя работа.
Потом я помню: Лоретта исчезла, а из-за угла показались полицейские машины.
Потом я помню: я сижу в убийственной хижине. Все мои вещи в сумке, моя повязка на глаз, мои рубины, моя брошь в форме раковины-наутилуса, в форме урагана.
А потом я знаю. Я знаю, что на моих глазах кто-то только что погиб и этого кого-то звали Перл, а значит, моя подруга Перл тоже отчасти погибла.
А потом я знаю, что уже ничего не знаю, вообще ничего, совсем.
Я иду по пустынной улице, очень осторожно. Нахожу телефон-автомат и набираю номер.
— Ну что, звезда моя, — говорит Фаррен, — ты и на этот раз справилась.
— Я ненавижу тебя разочаровывать, Фаррен, — говорю я, — ненавижу больше всего на свете.
— Ты же всегда отлично справлялась. Вот же засада! Объясни мне все поподробнее еще раз.
— Карл в тюрьме.
— Да! Точно. А ты покинула рабочее место без официального увольнения?
— Все так.
— В смысле, никто тебя не увольнял.
— Именно.
— Так вот знай. Я разочарована. Очень разочарована.
— Можешь, пожалуйста, найти мне какую-нибудь другую работу?
— Я ничего не могу тебе найти! — Фаррен смеется, потом вздыхает: — Милая, — я слышу, как она стучит ногтями по столу, наматывая телефонный провод на указательный палец, — мне не стоило даже отвечать на твой звонок, — последнее она шепчет уже совсем тихо.