Она смотрит на нож для сыра на кухонном столе. Выдвигает ящик возле раковины, затем задвигает ящик, затем выдвигает снова и снова закрывает, открывает и закрывает. Глубоко, медленно выдыхает.
— Прости, старые привычки. — Она пожимает плечами и в последний раз открывает ящик, а потом широкими шагами поднимается по лестнице.
Я замираю на один удар сердца, затем забираю свои сапоги и ухожу. Призрак, снова отпущенный на свободу.
Такие моменты не для меня. Что-то во мне никак не сочетается с формой ее дома, ее жизни. Не подходит и подходить не будет. Я как будто бы выпираю наружу, точно сломанная кость, прорвавшая кожу. Может, все дело в деталях, в нюансах, в том, что они позволяют или запрещают мне, в том, что именно поэтому я считаю свою жизнь такой неполной и такой постоянной. Смогу ли я когда-нибудь обрести счастье и стабильность?
Я брожу по улицам, пока сумерки не опускаются на притихший город, и только лунный свет освещает мой путь.
В последний раз я видела Анну во сне. Последняя встреча с кем-то совсем не значит, что ты больше никогда не увидишься с этим человеком. Место, оставшееся от него, хранит его тепло, глаза помнят его лицо. В том сне Анна идет ко мне через парк, одетая в кашемировый комбинезон. Она как будто бы смотрит на меня, но когда подходит ближе, я понимаю, что взгляд ее направлен мимо, сквозь, дальше. Я понимаю, что это даже не Анна.
— Анна?
— Кто такая Анна, — говорит она и продолжает идти.
— Ты знаешь эту девушку? — спрашивает Председатель. Мое ожерелье обжигает шею даже во сне, Председатель прогуливается рядом.
— Уже нет, — отвечаю я, мы соединяем руки и ныряем в телефонный звонок, четко удерживаясь на линии.
Я удерживаю линию для своего самого любимого парня, стоя у телефона в глубине бара на другом конце города. Я с тоской вспоминаю бар дома, и своих парней, и их любимые напитки: тут, в этом баре, их не продают. Я даже не могу толком открыть здесь счет на их имя. Мой самый любимый парень сохраняет верность тыквенным специям в это время года — он добавляет их в коктейли, в кофе, в отношения. Единоличный сбор урожая в преддверии наступающих холодов.
— Алло? — спрашивает он спокойно и даже прохладно.
— Это я, — говорю я.
— Я? — спрашивает он, но спохватывается: — Да, точно. Привет, ты.
— Всё в порядке?
— И даже лучше, — отвечает он. — Подожди. — Трубка булькает. — Вот. Теперь ты на громкой связи.
— Привет всем! — говорю я, но в ответ доносится только беспокойная тишина, бормотание и обрывки фраз.
— Может, нам стоит пригласить ее? — шепчет один, вероятно, мой самый гуляка-парень, который всегда беспокоится, как бы поучтивее разбить мне сердце.
— Это слишком традиционно, — говорит мой самый рачительный парень, — только если потянем цену.
— И какой у нас протокол? — интересуется мой парень-риелтор.
— Погоди, мы же еще не выбрали место! — отвечает другой голос.
— Хотите пригласить меня куда-то? — спрашиваю я. — И куда?
— На свадьбу! — отвечает мой самый честный парень.
Я слышу, как остальные парни стонут: «Взял и все испортил», «Отлично сработано, братан», «Обязательно все выбалтывать?».
— Прошу прощения?
— Мы женимся, — отвечает мой самый высокий парень.
— Все? Вы все женитесь?
— Не одновременно, но когда-нибудь в этой жизни точно женимся все, — отвечает аналитик пищевых систем. — Я, разумеется, испеку торт.
— Торты, много тортов! — говорит мой самый накофеиненный парень. — Кофейный с шоколадной глазурью.
— Я не понимаю.
— Я женюсь первым, — говорит мой парень-агностик.
— А я — через два года после тебя, — говорит мой парень — страховой агент. — Под конец жизни уж рисковать как-то не хочется.
— В середине жизни! — кричит мой самый спортивный парень, и ему вторят крики, вопли и возгласы одобрения.
— Мне назначили разлучение, — говорит мой самый рукастый парень. — Я могу разобраться с чем угодно, даже с браком.
— Но на ком? На ком вы женитесь?
В глубине квартиры — я же знаю, что они остаются, тусуются, отдыхают, как всегда, в моей квартире, в хатке, — в глубине их оккупации, их напора и силы я слышу некий сгусток энергии. Смешок. Запинку. Пузырьки шампанского. Легкий стук ногтей по столу, хихиканье.
— Привет, звезда моя, — говорит Фаррен. Ее голос бьет мне в голову и едва не сбивает с ног.
— Фаррен?
— Не удивляйся так. Как говорят в агентстве: с глаз долой — из сердца вон. Кстати, — добавляет она, — мне нравится твоя ручная ящерица!