Ц. уже подумывал о том, что с утра, вероятно, придется сразу двинуть в Лейпциг (с трехнедельным остатком визы это будет проделано еще не раз); по прибытии в Нюрнберг нужно сразу выбрать подходящий поезд…
Но сперва сходить в банк за деньгами, чтобы, кружа по своей орбите, в очередной раз не попасть в плачевное положение. В Берлине ему пришлось на два дня засесть у знакомого (они встретились в одном из ресторанчиков на площади Савиньи), пока издательство не прислало денежный перевод, на который он смог купить билет. В положении «обладателей визы» – граждан ГДР, временно находящихся на территории ФРГ, – имелся один существенный недостаток (для Ц, все время находившегося в разъездах, весьма и весьма существенный): невзирая на закрепленное западной Конституцией равноправие, им не выдавали ни чеков, ни чековых карточек, а вдобавок не позволяли расходовать в месяц больше определенной суммы. У Ц. имелся счет в небольшом частном банке с филиалами только во Франконии, той части Баварии, центром которой был Нюрнберг. Поэтому большую часть денег он хранил в издательстве, получая деньги почтовыми переводами. Но сумма за декабрь была пока что не исчерпана, тысячу марок еще можно снять.
Войдя в квартиру, он сразу увидел, что Гедда побывала здесь: поменяла раздавленный аппарат и вынула из почтового ящика его корреспонденцию, сложив все аккуратной стопкой на кухонном столе. Набрав номер, он удивился тому, как быстро она сняла трубку.
– Я тебя уже поджидала, – сказала она. – Ты, как всегда, удрал к матери, верно? Или был у Моны?
– Да… то есть нет… – отвечал Ц. – Мне прийти к тебе?
– Я не был у Моны. Я ездил к матери, – сказал он, сидя за чашкой кофе в маленькой Геддиной гостиной.
– Мона еще не вернулась из Галле? – спросила Гедда.
– Понятия не имею. Почему тебя это интересует?
– Зато я имею. Она вернулась. Она звонила три дня назад. Может, уже четыре.
– Звонила? А зачем?
Ц. соображал, где он был три-четыре дня назад… возможно, как раз в Лейпциге. Стоял под дверью, подслушивал, она же тем временем сидела у друзей, у которых был телефон, и звонила ему в Нюрнберг…
– Откуда мне знать зачем. Она хотела поговорить с тобой, естественно, а не со мной, – сказала Гедда.
Ц. выжидал с ответом; он прошел на кухню, чтобы налить себе еще кофе, и прислонился к плите. Через открытую дверь послышался голос Гедды:
– Я была у тебя, не удивляйся. Сперва терроризируешь всю ночь звонками, и вдруг – ни звука. Мне стало как-то не по себе. Вечером я поехала к тебе и только вошла, как зазвонил телефон. Я сдуру сняла трубку.
– Ничего не сдуру. Что она говорила?
– Накинулась на меня, конечно. Кто я такая, что я делаю в твоей квартире – догадаться не трудно. Она мне слова не давала сказать; пожалуй, следовало просто повесить трубку…
– Мне очень жаль! – сказал Ц.
– Я пыталась говорить здраво, но это было невозможно. Она стала кричать, расплакалась… и тут меня наконец осенило. Ты же с ней вовсе не расстался!.. А ведь ты уверял!..
– Да, – кивнул Ц. – Уверял…
– И тебе придется это объяснить! И я бы очень попросила тебя не прятаться на кухне.
– По-моему, я просто забыл, – сказал Ц., возвращаясь в комнату с чашкой кофе.
– Забыл – расстаться с Моной? Я привыкла к твоим сюрпризам, но это уже ни в какие ворота не лезет…
Ц. прикидывал, насколько серьезна опасность, таящаяся в этом разговоре; потом, помедлив, сказал:
– Кажется, я просто трусил… и сказать тебе – тоже трусил. После того как ты порвала с Герхардом, я чувствовал, что обязан… что меня торопят сделать так же.
– Я тебя не торопила, я ни словом ни заикнулась.
– Да, это правда…
– Но ведь ты же говорил, что сделал это… чуть не плакал от боли расставания!
– Быть того не может! Неужто плакал?!
– Ты довольно убедительно пересказал, как вы расставались. И я, конечно, попалась на твою удочку, у тебя был такой потрясенный вид, все было очень правдоподобно. Ты чуть не прослезился… пара слезинок уж точно скатилась…
Ц. молчал.
– А ведь можно объяснить все и по-другому, – сказала Гедда. – Просто ты удерживал за собой тыл на случай возвращения. Ты ведь так и не решил, что будешь делать, когда виза кончится. Может, уйдешь от меня и прямиком – к Моне. Сохранял для себя и такую возможность. Очень практично…
– Но теперь ты решила за меня, – сказал Ц. – Теперь я точно остаюсь…
– Неужели ты думаешь, что я еще придаю этому значение?