Минуло двое суток их бесцельного блуждания по нескончаемому лесу, прежде чем они, наконец, осознали, что находятся совсем в ином часовом поясе и зоне климата, не соответствующего их приамурской сибирской тайге.
Прежде всего, звёзды. В ночном небе первого дня их пребывания неизвестно где, он, Антон и Николай, придя в себя после непонятного общего обморока, сразу же обнаружили в серебристом сиянии непомерно огромной луны некое несоответствие расположения созвездий. Дело в том, что эти скопления звёзд, здесь, в районе 58 градусов северной широты вообще не должны были существовать априори.
Это было не их небо.
Последнее, что они помнили, как их всех троих каким-то необъяснимым образом засосало в подвал подземелья и, не успев даже прихватить ружья, их понесло куда-то в пространство навстречу разверзшейся чёрной дыре, словно их притянула к себе чудовищная магнитная энергия, высвободившаяся из зева бездны. Старик ещё помнил отрывистый миг, как Антона буквально снесло с ног, затем в пустоту, отчаянно и нелепо болтая ногами, устремился Николай, а последним в червоточину всосало и самого профессора. Дальше только небытие, провал в памяти и… вдруг это ночное небо с незнакомыми созвездиями. Точнее, они были знакомы, однако находились не в их широте, и уж явно не в своём климатическом поясе.
Придя в себя после столь небывалой переброски в иное пространство, они тотчас осмотрелись, на удивление, чувствуя себя довольно сносно, если не считать ушиба, полученного Антоном по ту сторону провала.
Была ночь. Это всё, что они поняли в первый миг переброски. Таким образом, перед ними встал первый парадокс. Только что они находились в тайге и хотели успеть к праздничному столу, накрытому Дашей в лагере, и вдруг – бац! Щелчок пальца, миг, секунда, обрыв пространства, - и они уже в средней полосе европейского континента, примерно на той же широте, но, судя по деревьям и прочей растительности, абсолютно в другой часовой и климатической зоне. Первым это заметил Николай, осматривая под ногами опавшую листву вместо игольчатых хвойных веток над головами, как и положено в приамурской тайге. Ни кедров, ни сосен, ни пихт с лишайником и мхом, на котором они прежде стояли. Всю таёжную растительность в мгновение ока заменили дубы, грабы, буки и… оливковые, вечнозелёные деревья. Вместо ягеля и шмыгающих под ногами леммингов, они с ошалелым взглядом обнаружили снующих туда-сюда ящериц и большое скопление субтропических муравьёв, которых в тайге не должно быть изначально.
Это было вторым парадоксом.
А третьим, наиболее значительным, было отсутствие таёжного гнуса, так докучавшего их на всём протяжении маршрута. Вместо него – ночные мотыльки, бабочки и вездесущие стрекозы.
Когда все более-менее пришли в себя, первой мыслью, высказанной вслух, были слова Николая:
- Мы не дома. Это не 1976 год.
- Отчего ты так решил, - отряхиваясь от пещерной пыли, задал вопрос Антон, не меньше остальных удивлённый внезапной переменой. – Я имею в виду насчёт года. То, что мы за долю секунды оказались в тысячах километрах от лагеря мне и самому ясно. Но год?
- Не знаю, - оглядываясь по сторонам, ответил проводник. – Но чувствую. Воздух сильно чистый. Дев-ствен-ный…
- Хочешь сказать, нас перенесло не только в пространстве, но и во времени?
- Спроси у Старика, - указал он рукой на Сазонова. Тот стоял на кочке, и армейским ножом пытался отскоблить потёки смолы с ближайшего дерева. Когда они убедились, что некая сила перекинула их неизвестно куда, все трое, наконец, обратили внимание на тот провал подземелья, который «выкинул» их из себя несколько минут назад. Луна светила ярко, оставшийся фонарь не понадобился, и то, что они увидели в бликах сияния, заставило их замереть на месте с открытыми ртами.
Вместо рисунков римских легионеров и быта жизни императорского Рима, сейчас были изображены…
Экскаваторы.
Раскопки. Тракторы. Грейдеры. Бульдозеры.
…И люди.
В защитных комбинезонах, с приборами в руках. Сверху, над головами, неизвестным художником изображались какие-то летательные машины, похожие не то на атмосферные зонды, не то на вертолёты без лопастей винтов, внизу современные агрегаты бурения, вышки, палатки и огромная непонятная сфера, висящая над карьером, словно иконописной аурой накрывающая нарисованную на камнях панораму изыскательного лагеря. Неизвестный автор рисунков – убогих, непропорциональных, иногда лишь смутно напоминающих механизмы, и от этого сразу наталкивающих на мысль, что он абсолютно не имел понятия, что именно он изображает – кем бы он ни был - рисовал, очевидно, с натуры. Применяемая им краска, древняя, неразбавленная олифой, какими пользовались на заре человечества, добывая её из растений, наглядно показывала, что здесь трудился не художник по призванию, а некий субъект, совершенно не понимавший те механизмы, что рисует, и попавший в расположение карьера, видимо, тем же путём, что и группа Сазонова. Состав краски определил Антон, сам прежде занимавшийся иногда живописью, и знавший консистенцию всевозможных компонентов не понаслышке.