Даша снова неуверенно кивнула, бросила взгляд на суетившуюся рядом Глафиру и, немного поколебавшись, принялась рассказывать всё с самого начала, упомянув, прежде всего, кто кем был в её группе, каким образом они оказались у отрога Станового хребта и, собственно говоря, всё то, что начало с ними происходить с момента обнаружения подземелья. Пока она говорила, объёмная трёхмерная голограмма заполонила собой всю комнату, передавая в пространстве картину всего, о чём она рассказывала. Это было похоже на диковинный фильм в стереокинотеатре, в котором она однажды бывала, и всё, что она рассказывала, тотчас обретало материальность, передавалось мысленно через панель на стене и возникало прямо перед ней. Хребет, река, тайга, их первый, а затем и последующие дни маршрута, когда они проходили болота, ручьи, привалы на ночёвку, сброс с вертолёта их оборудования – всё это обретало материальность и обволакивало её со всех сторон, словно она находилась внутри всего этого великолепия. Это было чудо! Стоило Даше мысленно представить Дмитрия Семёновича, Николая или Антона, они тут же возникали в пространстве комнаты такими, какими она видела их в последний день исчезновения. Даша сбивалась, мысли путались, картины менялись и мельтешили, наслаиваясь друг на друга, но после того как Павел Эрастович посоветовал ей сосредоточиться на главных моментах их маршрута, она уже более смело принялась воссоздавать мысленно те образы и картины похода, что крутились у неё в голове.
- Голограмма работает телепатически, - объяснил ей главврач, с улыбкой наблюдая, как у Даши открывается от восхищения рот. – То, что ты вспоминаешь, или представляешь себе мысленно, всё это передаётся голограммой сюда в комнату, словно ты сама участвуешь в художественном фильме как персонаж. Всё, что ты вспомнишь или представишь у себя в уме, тут же обретёт изображение и покажет нам твои мысли визуально. Это технология будущего, - закончил он, подмигнув ей. – Ты, девочка моя, попала… - он на миг задумался. – Впрочем, нет. Об этом позже. Вначале рассказ твой, а затем мой. И попытайся сосредоточиться на мельчайших деталях. Изображение будет показывать всё, о чём ты рассказываешь и вспоминаешь, а я попытаюсь всё это сложить «до кучи», сделав соответствующие выводы. Тогда и расскажу тебе, куда ты попала. Продолжай, девочка моя. Ты по возрасту как моя дочь, так что не обижайся, что я тебя так называю.
Даша благодарно кивнула, съела несколько ложек какого-то вкусного пюре, похожего на домашнее желе, отпила глоток горячего кофе и, сосредоточившись, вглядываясь в изменяющиеся картины голограммы, продолжила свой рассказ.
В комнате тут же возникли образы Антона, Николая, Дмитрия Семёновича и Тимофея Ружина. Пёс Лёшка бегал в гуще деревьев развернувшейся во всю панорамы. Сейчас она показывала момент, когда Антон вошёл в их палатку будить профессора, после того, как приборы заплясали непонятными зигзагами, оглашая их стоянку неприятным зуммером тревоги.
Павел Эрастови слушал внимательно, наблюдая за сменявшимися картинами, словно и сам находился в гуще произошедших ранее событий, а Даше казалось, что она сейчас сбрасывает со своих плеч груз всех последних дней перед этим добрым и обходительным человеком.
Глафира подкатила и усердно пощупала пульс пациентки, урча себе под нос механическим голосом что-то ворчливое.
В это время Даша впервые увидела себя со стороны, выходящей из палатки, щурясь навстречу восходящему солнцу. Увидела, и невольно поморщилась. Уж очень она была, на свой взгляд, заспанной.
…После её обстоятельного рассказа в палате наступила долгая пауза. Картина развернувшейся панорамы исчезла, комната опустела, и пока её новый знакомый размышлял об услышанном, Даша, наконец, вплотную принялась за завтрак. Павел Эрастович не мешал ей, прохаживаясь по палате, а Глафира прислуживала пациентке, словно давно знакомой хозяйке по дому, удовлетворённо жужжа и поминутно проверяя пульс, отчего девушке даже стало немного весело. То, что её каким-то необъяснимым образом занесло в грядущие десятилетия, она уже не сомневалась, сопоставив в уме всё окружающее её оборудование, живого робота, голограммы в комнате и даже еду с непонятным и восхитительным вкусом.
Павел Эрастович тем временем присел на край кровати и, дождавшись, когда Даша закончит завтрак, с серьёзностью в голосе поинтересовался: