— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, — не сводил я с архалуса взгляда.
Не могу объяснить почему, но тот мне не нравился. Смазливенький, впрочем, как и все пернатые. Длинные черные волосы делали лицо еще более женственным. Руки из-за своей худобы выглядят слабыми. А правое крыло неестественно торчит в сторону. Видно, что было перебито и срослось неправильно. Поглядел на него сквозь призму Проницательности.
Кафиил
???
Отступник
???
— Расскажи о нем, — попросил Рис, не сводя пристального взгляда с крылатого.
— Воевал на стороне архалусов. Но чем-то прогневал командира. Я так и не поняла, то ли сам сбежал, то ли его выгнали.
— Сам, — сопоставил я услышанное от девушки и увиденное благодаря умению.
— Так и оказался в Отстойнике. Берется за любую работу, не взирая на Карму. Кроме разве что убийств. Да и не убийца он, сам погляди.
Я поглядел. Надел Лик и рассмотрел слабый серый дымок, поднимающийся от Кафа. Темный, значит. Точнее, едва тяготеющий к Тьме. Убрал маску в сторону.
— Давно его знаешь?
— Я с ним не работала, — ответила Рис, — только слышала. Несколько знакомых о нем хорошо отзываются.
Вроде все складывалось ладно. Отступник из архалусов, бравшийся за любую работу ради горстки пыли. Еще эта жалостливая мордашка и перебитое крыло. Следовало бы проникнуться и пожалеть Кафа, но он почему-то меня очень сильно настораживал.
— Я так понимаю, выбора у нас все равно нет.
— Выбор есть всегда. — возразила Рис. — Но чтобы устроить смотрины среди архалусов у нас уйдет пара дней. А время…
— Отсутствует, — закончил я, — хорошо. Какие у него требования?
— Мы толком и не разговаривали. Стандартная такса сто грамм за один выход, но, думаю, можно сторговаться.
— Хорошо, зови его.
Рис лишь кивнула заморышу, и Каф поднялся на ноги. Мать моя, он еще и хромает. Даже как-то неловко стало из-за своих подозрений.
— Здравствуйте, — он слегка поклонился.
— Присаживайся, — с грустью смотрел я, как Лиций выливает себе в кружку остатки пива. Не то, чтобы я жлобился, но ведь так пить нельзя! — Ты знаешь, для чего мы тебя нанимаем?
— Ваш подруга, то есть друг, то есть она, — архалус неуверенно указал на Рис, — сказала, что надо будет отправиться в Лютум.
— И какие предположения?
— Вам нужно украсть зачарованный артефакт. Но первый, кто возьмет его, будет проклят. Поэтому я и нужен.
— Нет, нам… Погоди, ты на это согласен?
— Игрокам вроде меня не привыкать. Да и проклятие оно такое… ослабевает со временем.
— В общем, нет никакого проклятия. Нам надо кое-что найти. И для этого нужен архалус. Вы ведь чувствуете кабиридов?
— Сражаться с перепончатокрылыми я не буду, — испуганно сказал Каф.
— Не бойся. Тех, как ты выражаешься, перепончатокрылых, которых мы встретим, уже не будут волновать архалусы. Их ничего не будет волновать, кроме червей.
— Осквернение могил? — все еще настороженно спросил Кафиил. Но теперь животный страх в его глазах сменился простой тревогой. — Мы же обговорим это перед заключением сделки?
— Нет, — вдруг вмешалась Рис, — яйца нам не выкручивай, ангелок! Мы заключаем с тобой договор разведчика. Отрицательную карму за осквернение могил на нас не повесишь.
— Я просто спросил, зачем горячится? — миролюбиво вытянул ладони перед собой Каф. — Это, в принципе, не проблема. Меня одинаково ненавидят и архалусы, и кабириды. Так что могилой больше, могилой меньше. То есть, я нужен вам как разведчик.
— Скорее как сканер.
— Теперь к вопросу о деньгах, — пока крылатый говорил это, он успел заискивающе заглянуть в глаза каждому, — я бы хотел… сто пятьдесят грамм пыли за свои услуги. Сто — задаток и пятьдесят после сделки.
Я пересчитал в рубли и присвистнул. Хорошо живет на свете Винни-Пух. Или, по крайней мере, собрался жить. Пришла пора спустить ангелочка на грешную землю.
— Я слышал, что ты работаешь по другим расценкам. Мы заплатим сто грамм. Половину сейчас, половину после.
— Идет, — неожиданно быстро согласился Каф.
Лицо Рис выражало лишь одно слово — фейспалм. И тут я сам все понял. Торговля не поднялась. Значит, Каф меня попросту развел. Его предложение про полторы сотни оказалось блефом. Я постарался унять ненужные эмоции, хотя шея уже стала пунцово красной и даже вспотела. Не время, Серега, думай о Троуге, думай о Троуге.