– Зачем нам закрывать Врата?
– Для поддержания Врат требуется слишком много затрат. Сейчас мы не можем это позволить. Возьмись за алтарь двумя руками. Я сильно потратился, чтобы защитить тебя.
– И что надо делать?
– Ничего. Я сам все сделаю. Ты будешь лишь помогать.
Это было страшно. Да, именно страшно. Сравнимо с падением с огромной высоты. Вот ты стоял и земля под ногами исчезла. И небо провалилось во тьму. Только бесконечность, окутывающая черным облаком со всем сторон. А потом мы вернулись обратно. Будто ничего и не было. Хотя я понял, что все закончилось. И алтарь под моими руками стал всего лишь холодным мертвым камнем.
Получено 300 единиц опыта.
Уровень развития: 3
Прогресс: 245/330.
Наполнение пылью: 72%.
Доступно три очка распределения.
Ого, это же как сильно я потратился, что пыли осталось всего семьдесят два процента? Точнее, как сильно потратился Брат? Я уж не стал спрашивать о его наполненности. Это дело интимное. Да и разговор мог скатиться в область «если бы я тебя не спасал, то все было бы замечательно». А так дело, кстати, в действительности и обстояло. Поэтому я задал другой вопрос. Хоть и немного глупый, но в том же время своевременный.
– Что теперь, Брат?
– А теперь, мы отправимся в Ядро. Прямиком к Агонетету. И поговорим о том, что здесь произошло… Брат.
Последнее слово он так явно выделил, что сомнений не осталось. Вратарь мне кто угодно, но вот только не Брат. И отныне будет делать все, чтобы от этой порочной родственной связи всеми силами открещиваться.
Глава 3
Я чувствовал себя ребенком, сидящим перед учительской, пока внутри директор жалуется на него родителям. Причем все образы, возникающие в голове, вполне четко расшифровывались. Ученик – это такой послушник, учительская – центральная часть замков в обывательских мирах, директор – главный начальник. Вроде так.
В данный момент меня заочно песочил перед Агонететом Хмурый. Тот самый Вратарь, к которому меня приставили в виде пыльного костыля. Прозвище родилось само собой. Сильно он не злился, орать не орал, только хмуро смотрел из-под шлема на меня. Будто много чего хотел сказать, но себя сдерживал. Вот так Брат и стал Хмурым. А если сокращенно – Хмуром.
О чем он говорил я примерно представлял. Во-первых, я позволил «лягушонку» увидеть свое лицо. Не то, чтобы у нас был какой-то строгий закон на этот счет. Скорее – негласный запрет. Учитывая, что Вратарей нельзя назвать красавцами, табу довольно весомое.
Во-вторых, я бросился на помощь обывателю. Подставил свою драгоценную оболочку под угрозу существования. А это, кстати, первое, о чем нам говорил Серебрянолобый. Если можно избежать опасности – избегайте. К тому же, жизнь обывателей – это вообще не проблема Вратарей.
И, в-третьих, которое было, наверное, самым главным, разговор точно пойдет об Ооонте. Вернее о том, почему я туда переместился. Вот это уже серьезно. Мне думалось, что тут все дело в настройке матрицы. Видимо, я не полностью избавился от воспоминаний Ищущего. И они как-то прорывались. А это в будущем могло стать проблемой.
Хотя, может я недооценивал напарника. И тот сейчас пытался сделать так, чтобы меня уволили за профнепригодность совсем по другим статьям. Кто же его знает? Внутрь Брат меня не пустил, наказав ожидать снаружи.
Наконец ворота донжона скрипнули и показался Хмур. По эманациям, которые я уловил, он был раздасадован. Интересно, что бы это значило?
– Иди, – только и сказал он.
Агонетет был один. Полностью облаченный в доспехи, включая сверкающий шлем, он представлял собой нечто воодушевляющее. Братья правы. Никто не должен видеть наши лица. Никто не должен знать, кто мы. И из чего состоим.
– Седьмой, – коротко кивнул главный Вратарь вместо приветствия.
– Агонетет, – сипло ответил я.
– Брат мне поведал много чего интересного, – собеседник замолчал. Его глаза под массивным шлемом казались двумя мощными маяками, пробивающими своими ослепительными лучами меня насквозь. – Скажи, что ты помнишь о своем прошлом?
– Ничего, – я помялся, но все же добавил, – но я часто вижу человека. Полукровку. Со светлыми волосами.
– Полукровку, – повторил Агонетет. И это слово, подчинившись необычайной силе говорившего, надолго повисло в застывшей тишине.