В последние годы раболепная угодливость Годунова обратила на него внимание царя Ивана Васильевича; так всеми правдами и неправдами временщику посчастливилось подружиться с царевичем Феодором Ивановичем и породниться с ним, вследствие его женитьбы на сестре Годунова, Ирине Феодоровне. С такой благоприятной подготовкой Борис Годунов после смерти Грозного мог смело приступить к осуществлению своих властолюбивых замыслов и, надобно отдать ему справедливость, вел свои дела с необыкновенным умом и тактом. Не допускаем метампсихозы, но если гениальные умы минувших веков возрождаются, так сказать, в гениальных людях новейших времен, то можно найти много черт разительного сходства между нашим Годуновым и Наполеонами, первым и третьим. Просвещенному читателю, без сомнения, известно, что Наполеон I началом своей карьеры был много одолжен Жозефине Богарне, женитьба на которой снискала поручику Бонапарте покровительство Барраса… Но едва ли кому из русских известно, что Наполеон, еще прежде своей женитьбы на Жозефине, ухаживал за сестрой Максимилиана Робеспьера, всячески угождал ей, устраивал parties de plaisir и на последние гроши доставлял мнимой своей возлюбленной разные невинные удовольствия, и тем заставлял коситься и ворчать на себя сурового Робеспьера…[3]
Наполеон, ухаживающий за сестрой этого страшного диктатора Франции, и Борис Годунов, законным браком сочетающийся с дочерью Малюты Скуратова, — не одна ли эта и та же душа, сперва в теле русского боярина, временщика исхода XVI века, а через двести лет в теле французского поручика, метившего в главнокомандующие, а из главнокомандующих попавшего в императоры? Убиение Димитрия-царевича в Угличе и казнь герцога Ангиенского в Венсеннском замке — разве не повторение одного и того же факта; а восстановление королевской власти в лице Людовика XVIII при содействии иноземных войск разве не напоминает воцарение в России Лжедимитрия? Впрочем, для вящего сходства обоих узурпаторов: во Франции, при Наполеоне I, ходили слухи и о самозванце, сыне казненного Людовика XVI, будто бы бежавшем из-под надзора своего мучителя, чеботаря Симона…
Возвратимся, однако, к настоящему предмету нашего биографического очерка.
По предсмертному распоряжению Ивана Васильевича для содействия новому царю в трудном деле правления назначена была пентархия, или верховная пятиглавая боярская дума. Членами ее, по выбору Грозного, были: князь Мстиславский, Никита Романович Юрьев, дядя царя Феодора Ивановича, родной брат незабвенной Анастасии Романовны; князь Шуйский, Вельский и Годунов. Таким образом, покойный Грозный, двадцать лет душивший олигархию ради упрочения единовластия, на смертном одре своем разрушил то самое здание, которое стоило ему так много трудов и злодейств; здание, сложенное из голов боярских, в виде пирамиды, вершиною которой был трон царя единодержавного. С последним вздохом Грозного эта пирамида рухнула, и вместо самодержавной монархии правление, по воле царя, преобразовано было в олигархическую республику.
Первым распоряжением верховной думы были ссылки и заточения бояр, пользовавшихся расположением Грозного; бояре Нагие, родственники вдовствующей царицы Марии Феодоровны, подвергнуты были домашнему аресту по подозрению в умысле объявить преемником Ивана Васильевича малолетнего царевича Димитрия. Москва волновалась, и для усмирения города принуждены были прибегнуть к военной силе в виде патрулей и пушек, расставленных на площадях. При такой внушительной обстановке была принесена присяга царю Феодору Ивановичу. Для обсуждения важнейших и неотлагательных государственных вопросов была созвана великая земская дума и знатнейшее духовенство. На этом собрании был назначен день священного коронования, обсуждались мероприятия к облегчению народного быта и, между прочим, решено было царицу Марию Феодоровну с царевичем Димитрием и всеми ее родственниками отправить на житье в Углич, с назначением ей особого штата и приличного содержания. Покоряясь этому решению, царь Феодор Иванович со слезами прощался с невинным младенцем, обрекаемым на изгнание и… на смерть, как увидим.
Недостатки нового правления не замедлили обнаружиться; зависть и раздор не преминули возникнуть между пятью правителями. В народе разнеслась нелепая молва (старанием князей Шуйских и рязанских дворян Ляпуновых и Кикиных), будто Вельский, отравив Грозного, ту же участь готовит и его сыну, чтобы возвести на престол своего друга, Бориса Годунова… Мятеж вспыхнул, и до тридцати тысяч вооруженного народа осадили Кремль, угрожая разгромить запертые его ворота выстрелами из царь-пушки. Испуганный Феодор Иванович выслал к мятежникам для переговоров своего дядю Никиту Романовича, князя Мстиславского и дьяков Щелкаловых. На вопрос, чего он желает, народ единогласно требовал выдачи Вельского, умышлявшего на жизнь царя-батюшки! Так предки наши искони веков, всей душой привязанные к единовластию, отстаивали царя от мнимых злоумышлении олигархии. Грозная демонстрация против Вельского может служить образцом характера почти всех древних и позднейших волнений народа русского. Чувство справедливости и уважения к закону в его крови; неспособный увлекаться фантазиями и химерами, тяжелый на подъем во всех тех случаях, когда его намеревались «сбить на пустую», русский человек всегда был готов грудью отстаивать права законной власти и мятежом реагировал против преступных на нее покушений. Вельский, опасаясь ярости народной, спрятался в царской опочивальне, куда проникали, однако же, завыванья и крики освирепевшей черни, требовавшей головы злодея… Волнение утихло, когда народу, от имени царя, объявили об увольнении Вельского из боярской думы и'ссылке его в Нижний Новгород, куда он вскоре был отправлен на воеводство. Недавние вопли негодования и бешенства сменились радостными кликами и пожеланиями многих лет царю Феодору Ивановичу.
Народ был прав, так как его возбудили к мятежу похвальные чувства любви и преданности к государю; но не виноват был и князь Вельский, на которого те же бояре-завистники сплели и распустили в народе небылицу. Миролюбивая развязка мятежа, грозившего опасностью боярам, набросила, однако же, весьма неблаговидную тень на правительство, т. е. на Годунова, бывшего душою боярской думы. Присудив к ссылке невинного Вельского, правительство выказало постыдную робость в виду разыгравшихся страстей народных; раз сделав уступку, оно уже не должно было, по усмирении мятежа, прибегать к карательным мерам, преследуя зачинщиков… Бессильное против вооруженной массы, вошедши с нею в переговоры, правительство обрушило свое мщение на несколько отдельно взятых личностей, признанных за зачинщиков и подстрекателей. Они были бы пощажены, если бы, обвиняя Вельского в небывалых преступлениях, не касались Годунова; первого они оклеветали, сказанное ими о втором было почти правда; но Годунов напомнил народу пословицу о Шемякиной суде, отправив невиноватого Вельского в ссылку и той же участи подвергнув Ляпуновых и Кикиных, возбуждавших народ к противодействию его властолюбивым замыслам… Молва затихла; большинство в наказании подстрекателей видело безукоризненную справедливость; к тому же внимание его, кроме того, было отвлечено от Годунова торжеством венчания на царство Феодора Ивановича, венчания, назначенного на 31 мая 1584 года.
Правы ли были наши предки, веруя в разные астрологические и климатические «знамения», когда действительно без них не обходилось почти ни одного важного события в царстве? Необыкновенная гроза возвестила Москве рождение Ивана Грозного; комета предшествовала его смерти… Утро торжественного дня коронации Феодора Ивановича было ознаменовано страшной бурей, грозой и проливным дождем, затопившим в Москве многие улицы. Небо расчистилось и выяснилось около полудня, и торжество началось, сопровождаемое небывалой пышностью. По окончании священного обряда миропомазания, совершенного митрополитом Дионисием, царь, увенчанный шапкой Мономаха, в порфире, во всех регалиях, со скипетром в руке, слушал литургию, во время которой справа от него поместился Годунов, тогда как родной дядя государев, Никита Романович, стоял поодаль, с прочими боярами… Обстоятельство немаловажное, если припомним о строгом соблюдении местничества, бывшего тогда во всей силе и тем более строго соблюдаемого при венчании царском! Почетное место, занятое Годуновым, не могло не обратить на него внимания не только вельмож, но и народа; зависть и злоба светились в глазах первых, что же касается до народа, то он видел в Годунове царского шурина, родного брата царицы и в простоте душевной сознавал, что временщик стоит именно там, где ему стоять следует. Пиры и праздники, длившиеся целую неделю, окончились великолепными маневрами с конскими ристаниями и пушечной пальбой; в течение всей недели колокола московские не умолкали, вторя восторженным кликам ликующего народа. Следуя вековому обычаю, царь ознаменовал свое венчание многими и щедрыми милостями, объявленными народу, вельможам и духовенству. Он уменьшил налоги, освободил заключенных в темницы и всех военнопленных… Пожаловал боярский сан князю Димитрию Хворостинину, Андрею и Василию Шуйским,
3
Именем Наполеона I мы намерены заключить наш биографический перечень временщиков XVIII столетия… В строгом смысле слова — этот сын счастия, из рабов Франции делающийся ее властелином, разве не тот же временщик? Разница только в том, что тут вместо одной королевы — целая нация.