Он купил билет на поезд, идущий в ГДР, но сошел в Белграде — вроде купить сигарет — и растворился в толпе. Чемодан остался в поезде. Отец до войны был послом в Белграде, здесь господин С. провел первые годы жизни. И еще он помнил, как узнал о войне: первого сентября 1939 года пришла телеграмма дипломатической почтой.
— В детстве я думал, что именно так и начинаются войны — приходят телеграммы. С тех пор я их не люблю, — сказал господин С.
Когда спустя несколько месяцев мытарств и перипетий он добрался до Швейцарии, его встретил старый приятель отца. Именно в этот день на этом самом месте он пил с ним первый свой кофе в Цюрихе. И тогда тоже светило жаркое солнце. С тех пор он всегда старается приходить сюда в этот день.
А колебания, тоска? Хотя бы вначале.
— Нет, — быстро ответил он, словно заранее готовился к ответу. — Нет, никогда, никогда. Этот мир всегда мне был интересен, вызывал во мне любопытство, я жил в нем ребенком, говорил на его языке. В конце концов, там, откуда я сбежал, меня пятнадцать месяцев держали в тюрьме. Я сбежал из тюрьмы. — Мой собеседник произнес все это слишком быстро, и я усомнился, что он перестал думать об этом.
Господин С. рассказал, как обедал в Лондоне с другом Георгием Марковым за три дня до того, как его убили. Эта история явно продолжала будоражить моего собеседника и вызывала ужас.
— Я был на машине, и Джерри — так мы его называли — хотел поехать со мной. У него были какие-то дела в Германии. Но он мог только через три дня, а мне нужно было срочно возвращаться. Мы отправились к его шефу в офис Би-би-си, Джерри хотел спросить, не отпустят ли его раньше. Ему поставили условие найти себе на это время замену, но он махнул рукой и отказался от затеи. Я уехал один. В Германии я провел несколько дней, потом отправился в Цюрих. На вокзале купил газету, открыл ее и увидел фотографию Джерри. Тот, с кем мы обнялись на прощание неделю назад, был мертв…
Разговор постепенно перешел на другие темы. Стало совсем темно, и мой собеседник вдруг спохватился, что забыл позвонить жене. Когда мы прощались, он неожиданно сказал:
— Знаете, я знаком, даже дружу с одним нашим соотечественником. Он, как и вы, интересуется делами давно минувших дней. Я ему немного помогаю, он создает клинику «Лечение прошлым», так он ее называет…
— Гаустин?! — почти выкрикнул я.
— Вы его знаете? — удивился господин С.
— Его никто не знает, — немного помолчав, ответил я.
На этот раз Гаустин выбрал способ явиться мне в кафе «Рёмерхоф» в Цюрихе под видом случайной послеполуденной встречи с господином С., эмигрантом из Болгарии.
Я храню блокнот с записью беседы с господином С. Короткие заметки я набросал уже после встречи. Впоследствии мне некоторое время не давал покоя вопрос, почему он так быстро перестал тосковать по своему болгарскому прошлому. Я записал, что, наверно, если хочешь уцелеть на новом месте, нужно отсечь прошлое и бросить его на съедение собакам. (Я так не смог.) Ты должен быть беспощадным к прошлому. Потому что и прошлое беспощадно. Это просто какой-то ненужный орган, аппендикс, который со временем может воспалиться и доставить массу неприятностей. Если можно без него, лучше избавиться раз и навсегда. Если нельзя, то сиди смирно и терпи. Интересно, думал ли об этом господин С., когда в ту софийскую ночь стоял перед пустой витриной с одной лампочкой? Просветление наступает по-разному.
Старый господин С. прожил долгую жизнь и свои последние дни собирался провести в клинике «Лечение прошлым», той самой, которую помог создать Гаустину. Мне кажется, он ушел из жизни счастливым, пребывая в каком-то только ему известном воспоминании.
Мы с Гаустином стояли у его кровати. Господин С. попросил ломтик поджаренного хлеба. Правда, ему уже целый месяц ставили капельницы, и он совсем не мог есть, но одного запаха было достаточно.
Он снова ребенок. Отец возвращается домой с гонораром за какой-то перевод. На все деньги накупил в магазине масла и варенья. Через несколько дней им придется сидеть на одной картошке. Но сейчас отец подсушил большой ломоть хлеба, густо намазал маслом и вареньем. Им хорошо вдвоем, они весело смеются. Отец, обычно скупой на ласку, сажает его на плечи. Так они расхаживают по комнате, останавливаются, и маленький С. в упор разглядывает светящуюся лампочку, до которой достает головой…