Вероятно, встроенный фильтр: замечать только плюсы, был не только в глазных яблоках Годфри, но и в барабанных перепонках, так как оговорка промелькнула мимо его слухового диапазона.
— Речи значит пишет? Что ж, а напиши-ка речь и мне Джон, что-то надо на этом вашем кон-церте сказать… Сможешь?
— Есть у Вашей Светлости какие-то пожелания?
— Ой, да как обычно… о величии, силе, братстве, единении… На свой вкус! Только не затягивай. Покороче, но чтоб запомнили! — Годфри рубанул воздух рукой.
— Как пожелаете!
— Ну давай, ступай уже, буду ждать. Смотри у меня, я критик придирчивый, уж попридирчивей Минутыча буду, не оплошай! — Годфри погрозил пальцем. — А то ж у меня… — произнёс Годфри жестоким тоном так, что все вокруг замолчали и даже фонтан перестал издавать масляные брызги. — Переписывать будешь! — расплылся Верховный в улыбке, вернув внутренности всех на прежние орбиты.
Тем временем в резиденцию, сопровождаемый кортежем, приехал Времян. На концерте в Часани он успел порадовать публику двумя песнями (а больше, собственно, у него известных и не было), как позвонил губернатор Минутий со срочным поручением. И естественно, ежели приходилось выбирать между парой десятков тысяч ходиков и самим Верховным, весы перевешивали в сторону второго.
Времян прославился благодаря патриотичным песням-речёвкам, не обременёнными смыслом. Но в интересах Времландии были именно такие тексты, чтобы въедались в жестяную подкорку и заставляли центральный механизм биться чаще.
Годфри оценил две песни Времяна по достоинству и пообещал молодому ходику особое звание, если тот будет продолжать в том же духе. А когда внештатный концерт закончился, к охмелевшим представителям власти явился Джон с подготовленной речью.
— Что ты мне эти листочки суешь? Вслух зачитай, чтобы все, — Годфри обвёл всех взглядом, вращая торсом так, что сам чуть не шлёпнулся с дивана, — Оценили. Ик!
— Тебе говорят! — Минутыч подтолкнул Джона в центр собравшихся мыском своей туфли.
— Как скажете… Итак, — Джон вцепился в бумажки что есть сил и начал читать: — «Народ Времландии! В это непростое время, когда наши отцы, братья и сыны рискуют жизнями, мы должны сплотиться, как никогда! От этого зависит наше с вами общее будущее! Я вижу, что ваши центральные механизмы уже намаслянились патриотическим духом, так пусть же не усыхают никогда! Помните, граждане Великой Времландии: жить за Родину почётно, но умирать за Родину ещё почётнее! Ради наших подрастающих ходиков! За будущее, сейчас иль никогда!»
— Невероятно! — произнёс Годфри, покачал головой и отрубился, растянувшись на гадолине.
----------
[1] Балюстра́да (фр. balustrade из итал. balaustrata) — ограждение (обычно невысокое) лестницы, балкона, террасы, и так далее, состоящее из ряда фигурных столбиков (балясин), соединённых сверху перилами или горизонтальной балкой
[2] Рото́нда (итал. rotonda, от лат. rotundus — круглый) — композиционный тип круглого в плане здания, как правило окружённого колоннами и увенчанного куполом
[3] Строго через "Э", растягивая, преувеличивая важность
Глава 13. Его Величество Льзя
Первый раз за всю недолгую жизнь, Фредди проснулся в выходной день не в просторной квартире дедушки, а в своей постели. Сегодня вообще всё было странно, ведь где это видано, чтобы утро в Средней Минутии начиналось не с гимна Времландии, а с заунывного пения скоровейки, с чьей трелью Фредди и разлепил глаза.
— А что в Средней Минутии по выходным гимн не играют? — спросил Фредди у родителей, взобравшись на кушетку.
— Ещё на прошлой неделе играли, верно экономят, репродукторы ведь тоже смазки требуют! — ответила мама, закончив заполнять трубчатую артерию мальчика.
Она заметно повеселела, ведь не далее, чем вчера, её сын приволок почти пять литров масла, обеспечив неприкосновенным запасом всю семью, как минимум на год. Целый год не придётся пополнять загашник, а значит, можно тратить больше, и даже на пострадавшие колени Фредди будет хватать.
Фредди собирался отдать всё заработанное Тринадцатым, но сэр Стрелкин подсуетился, организовав добровольные сборы во всей школе. Таким образом, получилось, что каждый желающий сдал всего двести миллилитров искомого, и сбор был закрыт. Поэтому, четвёрка щедрых друзей Тринадцатых принесла почти всю добычу домой.
— А вам не кажется это нелогичным? Говорить, что казна истощена, урезать выплаты, а затем — бац! — Фредди хлопнул в ладоши. — Выдавать аж по пять литров каждому школьнику, что просто попрыгал на митинг-концерте? Я уж молчу, сколько стоили аренда автобусов, флаги и футболки на всех. Там народу собралось больше, чем живущих в Средней Минутии! Они ведь и из Нижней нагнали, а значит, и им заплатили!
— Опять ты начинаешь? Тебе масло за так дали, а ты недоволен! — рявкнула мать и с укором уставилась на мужа, ожидая поддержки.
— Так-то матушка права! Как говаривал Вениамин Скоровьёв, во вчерашнем глашатае: «За такие речи, языки вырывать надобно!» — крикнул отец и стукнул себя кулаком по центральному механизму.
Своих мыслей в голове у Люка Циферблатова не водилось, не научили его этому, да и он не хотел думать самостоятельно, зато память у него была отменная, все эфиры глашатая он знал на зубок.
— Вот! Слушай отца, он не будет железнянку на уши развешивать, в отличие от деда твоего!
Фредди всполошился из-за знакомого слова, и во рту тут же появился привкус опробованной вчера железнянки. Его возмутило, неужто родители знали о её вкусовых свойствах, но никогда не делились.
— А что такое железнянка? — с укором спросил Фредди и упёр руки в бока.
— Палки такие. В сквере, против дома растут, те ещё паршивки, вечно об них запинаюсь! Все ноги уже в царапинах, ишь, толсточасы!
— Люк! Не сквернословь, ты с сыном разговариваешь! — одёрнула мужа Фанни.
— Извинтиляюсь! — Люк изобразил реверанс и чуть не шлёпнулся.
— Ты где опять портянку нашёл, а?!
— Сиеминутный раздобыл, та почти про… — Люк икнул. — зрачная была… Не кипишуй, доро… ик!… гая!
— Сколько раз тебе повторять можно? Внутрь ничего употреблять нельзя! От портянки переварительный тракт изнашивается, ржавчиной покрывается… Горе ты, минутовое, ой, горе! — и мать Фредди уткнула лицо в ладони, а на пол звонко посыпались кристаллики слёз.
Люк жену не дослушал. Плюхнулся на кровать и захрапел, как труба, потому, пронизанную тоской тишину каморки, нарушили только материнские всхлипы и отцовские громыхания.
Фредди долго мялся, не зная, куда себя деть в этой обстановке. Неужто все выходные родителей проходили именно так? Мальчик знал про портянку, им в школе рассказывали про вред от её употребления, и картинки жуткие с прожженными внутренностями показывали, но в Средней Минутии почти на каждом шагу можно было выменять каплю масла на литр портянки, что затуманивала головные шестерёнки и выжигала внутренние органы. Да и на улицах, раз-раз, да и встречались «неходики», переваливались от стены к стене, наполнив внутренности зловонной жижей. Тем не менее, Фредди и не подозревал, что таким же «неходиком» по выходным является его отец. Ну, во всяком случае, его родители точно не знали, что железнянка вкусна и безопасна для употребления, иначе бы портянка отца не соблазнила…
— Фредди, сынок, не хочешь погулять? Позвони друзьям, нечего тебе отца в таком состоянии видеть… — сказала осунувшаяся от рыданий мать.
— Как скажешь, ма! — ответил Фредди, приобнял маму и побежал к телефону.
Фредди хотел погулять, но даже не надеялся, что его отпустят, ведь после концерта, по словам матери, он наговорил на пожизненное. Фредди хотел набрать Марку, Джеку, Лие или Кире — его неизменным спутникам, но руки как-то сами набрали номер вчерашнего компаньона — Тима.
— Слушаю! — на другом конце провода прозвучал ласковый женский голос.
— Добрый день, а позовите, пожалуйста, Тима!
— Сию минуточку! А кто спрашивает?
— Это Фредди, его одноклассник.
— Тим! Тебя к телефону! Фредди — твой одноклассник! — эхом донеслось сквозь телефонные провода.