Спустя секунды ожидания к трубке подошёл Тим.
— Привет, не думал, что позвонишь, чего хотел?
— Не хочешь составить компанию, прогуляться?
— Может, ты лучше в гости зайдёшь, мама только желусей отварила, те получше железянки будут. Ты как?
— С радостью! Адрес не подкинешь?
— Пятая Времянская… но там не найдёшь, я на углу, у почты встречу. Тебя через сколько ждать?
— Да я прямо сейчас выхожу, я на Третьей живу, так что, уже минут через пять буду.
— Идёт. Ну, до встречи!
Фредди повесил трубку и в нерешительности завис. Точно ли его не выгонит мама Тима, застав на пороге, он же, дурак, даже не поинтересовался, не против ли она. И точно ли эти желуси не опасны? А вдруг, как портянка, разъедят переварительную трубку, и поминай как звали…
Но, очередной заунывный всхлип матери и прогремевший громовой раскат со стороны отца выпнули, как ледяную пулю, мальчика из дома.
Сегодня была суббота — день, когда работали только дежурные минутки, потому на улицах Средней было многолюдно. Туда-сюда сновали ребятишки, квашенные «неходики», а замыленные женщины развешивали бельё, после субботней стирки.
За короткий путь Фредди сорок четыре раза поздоровался с соседями, четырежды махнул рукой и сделал около сотни вежливых кивков. Такова уж жизнь в бедных городах, все друг друга знают, но положиться в общем-то не на кого, ведь все одинаково бедны и замылены.
— Привет! — на подступах к перекрёстку Тим уже зазывал через всю улицу.
— Ну, здравствуй! — Фредди протянул кулачок, чтобы стукнуться в знак приветствия и принюхался, трижды втянув носом воздух. — Ты… не пахнешь?!
— Правда? Мама решила убрать провинку и добавить плоды сурьмянки, и кажется, получилось! — Тим сиял от радости, да в общем-то он попросту сиял, не хуже, чем Минут Минутыч после масляного душа. — Давай за мной, ты ведь желусей ещё не пробовал?
— Неа, а твоя мама, точно не против гостей?
— Что ты, она так обрадовалась! А то всё сокрушалась, что у меня друзей нет… — сказал Тим, отпирая покосившуюся дверку. — Ну, не хоромы… Проходи!
За дверью и правда оказалось убогое помещение, ещё меньше, чем квартирка Фредди. Даже окон, и тех здесь не было, а дневной свет заменяла висящая под потолком лампадка. Настоящее транжирство — жечь масло по чём зря, но электричеством Пятую Времянскую обделили. Зато, в каморке стоял на удивление приятный запах, отчего рот Фредди тут же налился слюной. Вот странное дело — всю жизнь как-то жил с сухим ртом, а стоило пожевать в автобусе странные палочки, как рот то и дело начал наводняться.
— Ты, стало быть Фредди? — бархатистым голосом спросила мама Тима.
Фредди кивнул.
— Зови меня просто Милой, присаживайся, — женщина, нет-нет, девушка, указала рукой на стол, на котором стояло медное блюдо, наполненное пахучими желусями.
Мама Тима вовсе не выглядела как мама, скорее, как старшая сестра. У неё были бирюзовые волосы, как и у сына, спадающие на плечи мягкими волнами, белозубая улыбка, ухоженное, блестящее личико и такие же руки, будто она, как высшие касты, никогда не стирала.
Фредди сел за стол и растеряно переводил взгляд с одного обитателя каморки, на другого.
— Мам, он желусей то никогда не пробовал, давай покажем!
И Мила с Тимом терпеливо объяснили Фредди как правильно разделать желуся, поведали, что самое вкусное в них — маслянистые икринки, и что их даже можно использовать вместо обыкновенного масла. Насытив животы чем-то необыкновенно вкусным, ни на йоту не сравнимым с железнянкой, убогая каморка долго стояла на ушах от интереснейших дискуссий и заливистого смеха. Фредди давно не было так хорошо, пожалуй, с последнего посещения дедушки…
Но, как и всё хорошее, этот день заканчивался, и Светило приближалось к закату. Фредди нужно было уходить.
— Я замечательно провёл с вами время, спасибо! — уже стоя в проходе, воскликнул Фредди. — Может быть, завтра повторим? — с надеждой в голосе произнёс мальчик и закусил губу.
— Нас завтра не будет в Средней, я говорил… отец… — вымолвил Тим.
— А можно с вами? Я подожду, пока вы закончите! У меня в Верхней дедушка живёт, я просто обязан вас познакомить! — схватившись за последнюю надежду предложил Фредди.
— Ну не знаю… Мне бы это было кстати, у меня в Верхней дела, и если вы, мальчики, будете под присмотром дедушки Фредди, мне будет спокойно…
— Тогда до завтра?
— Стой, а родители то твои не против будут?
Фредди сглотнул. И очередной замечательный день накрылся медным тазом. Врать Фредди не умел, хотя и проходил курс молодого лгуна у своего деда, но, не преуспел…
— Честно говоря… Родители запретили мне видеться с дедом… А я… — по щеке Фредди прокатились слезные кристаллы, которые, на удивление, оказались не твёрдыми, а пружинящими, как желе.
— А если скажешь, что с друзьями гулял, поверят? — спросила Мила, сощурив глаза.
— Наверняка…
— Мы отправляемся в десять утра, подходи к этому времени, — сказала Мила и Фредди закивал головой, не веря в происходящее, — Но если что, ты мне сказал, что родители не против, договорились?
— Я вас не подведу! Честно-честно! До свидания! Пока, Тим! До завтра!
И окрылённый от предвкушения, Фредди понёсся домой на всех порах, чтобы успеть до наступления комендантского часа.
Глава 14. Памятник имени Себя
Оправившись от унылого концерта, основу которого составляли детские коллективы, до того убогие и недокормленные, что вызывали в Годфри неуместное, а потому тут же запитое выдержаночкой чувство жалости. А жалость, как известно, вызывает совесть, которая, в свою очередь, жутко изматывает. Конечно, концерт заставил центральную запчасть воспылать от гордости за свой народ. Граждане восхваляли Годфри на разный лад, на миллионы голосов, но в едином порыве, что не могло не радовать. Выступления именитых и новоявленных артистов Годфри тоже пришлось по душе, а уж его непревзойдённая речь выкрутила благоговение толпы на максимум.
«Да уж, Минутычу повезло сыскать такую энциклопэдию, где бы мне раздобыть такую же…» — сокрушаясь, думал Годфри. Конечно, безграничная власть в руках позволяла ему забрать любую вещь у подданного, но иметь замыленную и тощую минутку рядом с собой было не по статусу.
— Понедельный! — выкрикнул Годфри, и он тут же явился, откуда не возьмись. — Что с поиском энциклопэдии?
— Скверно, ваше Превосходительство. С утра собеседую, а они даже на самую малость на Джона этого не похожи… Вот спрашиваю, сколько будет тысяча тысяч минус тысяча, а они как один калькулятор достают… — Понедельный раздосадовано развёл руками. — И металл самый тяжёлый — у кого ртуть, у кого золото. Я-то проверил, Джон таки прав…
— Может, изъять его у Минутыча, а? Что думаешь?
— Чтобы минутка рядом с Верховнокомандующим ошивалась? А что ходики подумают?
— Повысить можно, аккуратненько… Можно же? — Сощурив глаза, вопросил Годфри.
— Ага, как? Принадлежность к кастам установлена ещё при Илетии Годлине, и с тех пор никаких подвижек вверх не было ни разу. Ни одного прецедента[1]. Только вниз… и то… со скрипом, — возразил Понедельный.
— Да уж. Какого, собственно, хронофага, вообще вылезла такая образованная минутка? Мы же у них и обучение сократили, и программу видоизменили… А что если… Он такой не один?
— Быть не может! Ещё образованных низших нам не хватало! Мало, что ли, казну часы да сутки оттягивают?
— Вызови-ка мне сюда министра Майцева, — выдохнул Годфри и пробарабанил пальцами по столу.
— Слушаюсь! — Понедельный исчез в дверном проёме.
Годфри донимали разные эмоции от осознания, что его граждане не так глупы, как кажется. Но с другой стороны, они же с аппетитом проглатывают всю ту чушь, которая льётся с телеэкранов, а значит, они и не умны. Что-то между… Чем отличается знание фактов от критического понимания ситуации? Не ведут ли обширные знания в бездну под названием: «они все врут?». Да ну, чушь какая… — пронеслось в голове Верховнокомандующего одновременно с отворившейся дверью.