Годрик в ответ только хмыкнул. Несмотря на исхудавшее, почти прозрачное тело, испещрённое следами ржавчины, Годрик держался достойно и отвечал Полгодову с гордо вздёрнутым подбородком.
— Мы закончили. Заприте его! — приказал Полгодов. — И не надейся, что сможешь увидеть жену и дочь! — бросил напоследок Полгодов, выходя из крохотной камеры.
Дверь закрылась с заунывным скрипом и Полгодов прошествовал прямо в кабинет начальника Исправительной колонии майору Суткину, ворвавшись в его обитель с гневной тирадой.
— Суткин, я не понимаю, вы вообще свою работу выполняете? Почему Годрик ещё не сломлен? Вам было приказано подавлять всеми доступными способами! Что вы сделали? Что?! — Полгодов кричал так, что из его ноздрей повалил пар.
— Мы-мы-мы делаем всё возможное. У-урезали питание до минимума, за-за любую провинность отправляем в ШИЗО, прерываем его но-но-но-ночной сон, не даём видеться с родственниками и а-адвокатом, не допускаем ме-ме-ханатора. Вы-вы-вы же сказали, делать в-всё что угодно, но без фи-физических увечий… — промямлил Суткин, втянув голову в плечи.
— Значится, можно питание урезать ещё на тридцать процентов! Можно в его камеру подселить кого-нибудь неблагополучного, насквозь проржавевшего и зловонного или свихнувшегося, чтоб орал круглыми сутками. Я, что ли, за вас всю работу делать должен? Ра-бо-тай-те! Через неделю навещу, предоставьте мне работающий! Повторяю, работающий! План исправления времяпреступника! Ясно?!
— Бу-будет исполнено!
— Ещё бы не было. Уволю! — Полгодов пригрозил жирным пальцем. — К слову, доложите о новоприбывших!
— С по-последнего вашего по-посещения исправительная колония № 2 по-пополнилась тремя н-н-новыми времяпреступниками. Вот их д-д-досье, — Суткин протянул толстенные папки Полгодову.
— Так, Хм… Ягодов, знаю-знаю! Восемь с половой? Маловато будет, ну ничего, исправим! Ах, одни знакомые фамилии! Гори-год, ай-ай-ай, всего семёрик, какая несправедливость! Согласны?
— Так точно! Этот поболе заслужил! — ответил Суткин порядком осмелев после недавней взбучки.
— Так-так… А Скоролетко кто такая?
— Тю, подзабыл что-то, в д-д-досье не сказано?
— Какого мартобря?! Разве это моя работа?! Найдите и зачитайте! — Полгодов протянул майору Суткину красную папку.
— Так… значиц-ца, Ск-королетко… со-совершила п-п-противоп-п-правное де-действие, за-за-заменив ценники в магазине искрящихся смазо-зок на ди-дискредити-ти-тирующие п-правительство Времландии л-лозунги. Мера п-п-пресечения не-не установлена. Следующее за-за-за-заседание п-по делу Ск-королетко через п-полгода, — запинаясь, прочитал Суткин.
— Вот паршивка! Вы уж с ней построже! А я доложу Октяброму, чтобы взял на карандаш и запрятал на долго!
— Будет исполнено в л-лучшем виде!
— Знаю я ваш «лучший вид». Видел уже Годрика. Ладно, вскоре загляну на огонёк, не расстраивайте меня! — сказал Полгодов и покинул кабинет.
Пот Полгодов был премьер-министром Времландии и старательно выполнял возложенные на его плечи непосильные обязанности. Непосильные для любого, но не для него. Он умел находить выход из любой ситуации, умел находить нужные слова для успокоения народных масс и принимал всегда скрупулёзно выверенные решения, несмотря на то, что то и дело смыкал глаза на важных мероприятиях.
Он искренне любил народ Времландии, пока тот безропотно толкал механизмы на благо родины. Ему претили умники и всяческая интеллигенция, и ото всех очкариков он предпочитал держаться подальше.
Политику Годфри он одобрял, но иногда искренне недоумевал, почему Верховнокомандующий так не любит низшие касты. Полгодов ратовал за нормальное содержание секунд и минуток, без излишка, конечно, но все эти бесконечные урезания масла ему не нравились. В конце концов, почему бы не отнять небольшой кусок у откормленных и начитанных часов? Слишком уж они распоясались, уж и на власть начали влиять, вот сравнять бы их с минутками, и мир заиграл бы новыми красками. Родина бы заиграла! Но Годфри к нему в этом вопросе не прислушивался и только отслюнявливал часам и неделькам новые подачки. Почему-то во Времландии было так заведено: низших запугать, а остальных подкупить. Ну что ж, такова воля Верховнокомандующего и даже сам Полгодов не смел ему перечить…
---------
[1] Юстиция — правосудие, судопроизводство
Глава 5. Будильник
Время в Средней Минутии не щадило никого и ничего. Даже трамваи. Потому, сошедший много лет назад с конвейера, красный и блестящий, сейчас он представлял жалкое бледно-розовое зрелище с пятнами ржавчины.
Фредди Циферблатов и Лия Четвертинкова с трудом залезли в злополучный трамвай, поднимая себя на вытянутых руках. Трамвай уже набился кисломордыми пассажирами, равнодушно глядевшими на старания маленьких минуток, ведь на прошлой иль позапрошлой остановке они сами так же взбирались на крутые ступени и потратили латунную дозу сил. Конечно, взрослым минуткам было полегче, они не могли позволить себе выйти на работу с несмазанными коленями, иначе их ожидал строгий выговор с вычетом драгоценного масла или вовсе — увольнение, но смазку им следовало экономить, дабы продержаться весь рабочий день, потому взаимовыручкой сегодня и не пахло, сохранить бы свои телеса.
На следующей остановке, кряхтя и пыхтя от усилий, залезли тройняшки из Тринадцатых. Им было не впервой ходить на негнущихся, но сегодня они выглядели особенно плохо. На их верхних конечностях выступила коррозийная сыпь, как и у отца семейства, а это значило одно: им оставался всего месяц-другой жизни, если где-нибудь не удастся раздобыть анти-кор.
В Среднюю Минутию анти-кор не поставлялся последний год, с момента, как Времландия объявила об освобождении Времирии. Поставки из-за ребра закончились, а собственного объёма производства не хватало, чтобы обеспечить анти-кором всех, потому в первую очередь лекарства оседали в столице и на фронтах, где, несомненно, анти-кор был нужнее. Конечно, на чёрном рынке можно было достать что угодно, но в сегодняшних условиях для одной дозы анти-кора нужно было откладывать масло целую неделю. А кому из минуток это было доступно? К тому же в семье Тринадцатых было четверо больных, а курс лечения состоял из десяти доз. У них не было и шанса…
Но Тринадцатые не унывали. Ввалившись в трамвай, трое из ларца натянули широкие улыбки, обнажив чёрные от недостатка смазки коренные зубы. Тройняшки выглядели, будто сошли с одного конвейера — три перламутровых блондина с вытянутыми лицами и симметричными ямками на щеках, однако их характеры отличались разительно. Самым ярким из мальчиков был Марс, таких обычно зовут «выскочками», он всячески пытался привлечь к себе внимание и в школе из кожи вон лез, чтобы его заметили; Макс же прослыл любителем ввязываться в драки и перепалки, а также зарабатывал известность частушками собственного сочинения уничижительного содержания; а Марк являлся оплотом спокойствия в этой неугомонной семейке, он отличался рассудительностью и умением уходить от конфликтов. В общем, одинаковых снаружи и разношёрстных внутри сближало одно общее качество — мастерство находить плюсы во всём и улыбаться, несмотря ни на что.
Подъехав к остановке «Школа Времени», из розового трамвая вывалилась почти сотня ребятишек, кто постарше, кто помладше, и пошла на негнущихся конечностях в сторону повидавшей виды школы.
Джек Минутик и Кира Половинкина жили в двух шагах от учебного заведения, потому компания из пятерых друзей обрела целостность только на подступах к школе и, обменявшись унылыми приветствиями, продолжила путь в молчании. Но это молчание несло в себе больше смысла и единения, чем любые разговоры. Все они варились в одной кастрюле и окислялись в одной кислоте.
— Мой папа пойдёт добровольцем… — прервал молчание Марк Тринадцатый. — Нет другого выхода. Таким образом у него хотя бы появятся шансы, а у нас будут выплаты… Авось, и на анти-кор хватит…
— Мой отец тоже помышляет, а сегодняшняя новость его добила. Мы с мамой его отговаривали, но он такой упрямый… — сказал Джек.