Элегантно, с иголочки одетый, он в течение трех месяцев играл роль администратора их компании. Обедал и ужинал в лучших ресторанах, три-четыре раза в неделю, нередко в обществе популярных киноактрис, посещал ночные кабаре.
Серж Николя обращался к нему все в той же, лишь, ему свойственной манере, растягивая слоги: «Дорогой друг!»
Сам Альбер называл его Сержем…
Почему же орлеанский инспектор так настойчиво пытался накануне установить обстоятельство, самому ему казавшееся второстепенным?
— Когда? — допытывался он у Боша.
Когда у него возникло намерение убить Николя? Что же он ему ответил? Несколько недель назад. Нет, он сказал: «Несколько месяцев». «А сколько именно?» — поинтересовался инспектор.
И позднее, во время телефонного разговора инспектора с Парижем, Бошу казалось, что эти же вопросы продиктовал и полицейский комиссар.
Нет, это невозможно. Чистая случайность.
Он убил Сержа накануне в шесть вечера. Вряд ли эти люди знают, что произошло, лучше его самого.
Но, возможно, после встречи Озиля с Сержем, не придавая этому особого значения, Аннета сказала патрону: «Он сам вошел. Я предупредила, что вы заняты». «Кто?» — спросил тот. «Мсье Бош». — «Он заходил ко мне в кабинет?» — «С четверть часа назад. Разве вы его не встретили?» «С четверть часа назад. Разве вы его не встретили?»
Николя мог насторожиться и спросить у Фернанды: «Ты уверена, что с твоим мужем за последние несколько дней ничего не произошло?» — «Я ничего не заметила. А в чем дело?» — «Он, по-видимому, подслушал мой разговор с Озилем, во время которого я назвал его надутым дураком».
Бош живо представил себе грудной смех Фернанды. С каким наслаждением она повторила эти слова! «Ты сказал: надутый дурак? Душка!»
Ну нет! Надо взять себя в руки, думать хладнокровно, а не витать в облаках. Все происходило совсем иначе. Фернанда сообщила комиссару что-то другое, говорила о муже с презрением. С каким высокомерием произнес этот полицейский чиновник:
— Он не давал понять, что вы обходитесь ему слишком дорого?
Должно быть, у Альбера был растерянный вид. Он не отдавал себе отчета в том, что время идет, что молчать бессмысленно.
— Если человек мирится со своим унизительным положением, — продолжал комиссар, — извлекая известную выгоду, ему не следует ожидать, что с ним станут церемониться. Знаете ли вы, господин Бош (слово «господин» комиссар произносил, как до этого слово «вы», с особым значением, исключавшим почтительность), что вот уже полтора месяца ваша жена больше не любовница Сержа Николя?
В словах комиссара прозвучала издевка. Бош понимал: все, кто его допрашивал, делали свое дело. Комиссар тоже выполнял свой долг. Каждый из них думал так же, как и полицейский.
И то сказать: небритый, неухоженный, без галстука и без шнурков, Бош производил впечатление мерзкого преступника.
— Вы мне не ответили.
— Я знал, что у них что-то происходило.
— Что вы имеете в виду?
— Я непонятно объясняюсь, прошу прощения. Я знал, что с некоторых пор у них не все ладится.
— Они поссорились?
— Не думаю. Но у Сержа появилась дама сердца.
— Следовательно, связи с вашей женой он хотел положить конец?
Не рассчитывая, что его поймут, Бош произнес:
— Это не было связью.
— Вы хотите сказать, он не был ее любовником?
— Да нет, был, в некотором смысле.
— В каком же смысле?
— Он с нею спал.
— И вы об этом знали?
— Да.
— И ничего не предпринимали, чтобы этому воспрепятствовать?
— А зачем? Она спала с кем попало.
— Вы любите свою жену, господин Бош?
Бош медленно поднял голову, чтобы полицейский мог увидеть его лицо. Показаться смешным он не боялся. Главное, чтобы чиновник убедился в его искренности.
— Да, господин комиссар, — четко произнося каждый слог, ответил он.
— Вы любили ее в ту минуту, когда убивали своего соперника?
— Моим соперником он не был.
— Я знаю. Их связи вы не мешали и даже извлекали из нее выгоду.
— Нет, господин комиссар. Я был назначен на должность управляющего киностудией два года тому назад. В ту пору Серж Николя не был знаком с моей женой.
— Вы уверены?
— Вполне.
— Это жена вам сказала?
— Я сам представил их друг другу за рюмкой аперитива. В одном кафе на Елисейских полях.
— Вы знали, что должно было произойти потом?
— Я знал, что это вполне может случиться, как со многими другими. Она могла отдаться бармену, швейцару или полицейскому, стоящему на углу улицы. Фернанда не отвечает за свои поступки.