— Нет.
Жестом комиссар показал, что удовлетворен ответами, но судебный следователь продолжил:
— Итак, вы выстрелили. Что произошло потом?
— Вместо того, чтобы упасть, как я ожидал, он приподнялся. Я увидел его голые ноги, высунувшиеся из-под одеяла.
— Прошу прощения. Вы сказали: голые ноги…
— Ложась в постель, он никогда не надевал пижамные брюки.
— Откуда вам это известно?
— Однажды за ужином, когда зашла речь о том, кто как спит, он об этом рассказывал.
При этих словах Фернанда тогда засмеялась. К сожалению, Альбер хорошо знал, что означает этот смех…
— У него половины лица не было, но я видел, как он поднимается с постели, словно готовясь накинуться на меня. Я снова нажал на спусковой крючок, но безрезультатно. Серж смотрел на меня. Я не мог вынести его взгляда.
— Вам не пришло в голову скрыться? Удержал страх, что Николя выдаст вас?
— Нет. Все было иначе. Вы должны понять. Я не мог оставить его в таком виде. Оглядевшись, заметил кочергу.
— В камине горел огонь?
— Да.
В очаге была зола. Рядом валялись бронзовый совок, щипцы и небольшая метелка. Кочерга лежала посередине комнаты…
— Возьмите ее.
Бош повиновался.
— Продолжайте.
Альбер пытался вспомнить, где же стоял накануне.
— Я ударил. Вот так.
— Когда он сидел на краю постели?
— Кажется, да. Во всяком случае, в первый раз.
— Вы ударили с расчетом добить его?
— Да. Глаза у него вращались. Дважды я направлялся к двери, думая, что все кончено, и дважды он подавал признаки жизни.
— И вы возвращались?
— Наконец я схватил тяжелую бронзовую статуэтку и изо всех сил ударил его по черепу. Еще полминуты — и я сам бы свалился. Услышал хруст и понял, что все кончено.
После этого, точно клоун, закончивший свой номер, Бош повернулся к чиновникам. Что же еще добавить? Ах, да! Важно ничего не упустить.
— Я уже находился у двери, но тут мне пришло в голову, что не стоит оставлять лампу включенной.
— Что же вы предприняли? Разве труп не мешал пройти к выключателю?
Это было действительно так, судя по обведенному мелом силуэту.
— Перешагнул через него. Шляпу я уже надел. Про пальто забыл: я почти всегда езжу на машине. Бывает, даже если холодно, пальто не надеваю.
Секретарь незаметно потер уставшую кисть руки. Остальные с важным видом молчали. Судебный следователь открыл дверь и вышел первым, за ним помощник прокурора. Прежде чем к ним присоединился комиссар, оба успели обменяться несколькими словами. Медицинский эксперт и сотрудники отдела уголовной экспертизы уже покинули помещение, и квартира казалась почти пустой.
— Можно мне свое пальто взять? — спросил Бош у полицейского, неотступно следовавшего за ним.
Тот обратился к комиссару, который лишь пожал плечами.
— Насколько могу судить, комиссар не возражает. Берите.
Прежде чем ввести арестованного в спальню, с него сняли наручники. Теперь надели вновь. Все это напоминало детскую игру: убегать, тем более нападать на кого-либо он не собирался.
О чем же беседовали вполголоса те трое у окна? Насколько мог судить Бош, судебный следователь намеревался увезти его с собой, а комиссару хотелось задержать арестованного на некоторое время, чтобы вручить судебному чиновнику законченное досье.
— И жену его хотите допросить?
— Я ее вызову.
— Я попросил ее прийти в управление уголовной полиции к одиннадцати.
— Направьте ее ко мне в кабинет.
Возможно, судебный чиновник не любил полицейских? А может, по какой-то причине проявлял к этому делу личный интерес? Бошу оставалось лишь одно — ждать. Налив воды в стакан, который Альбер видел здесь два месяца назад, когда ввалился к Сержу со всей компанией, конвоир дал ему напиться.
Оба чиновника поговорили еще немного, напряженность несколько спала. Судебный исполнитель раскурил сигарету, пожал руки своим коллегам и в сопровождении секретаря удалился, не удостоив арестованного даже взглядом.
Газетчики толпились в прихожей. Ответив на их вопросы, комиссар впустил в салон фоторепортеров, предоставив Боша в их распоряжение на целых пять минут.
— Попросите его замахнуться статуэткой, комиссар!
К счастью, в ответ полицейский чиновник лишь пожал плечами. И все-таки стоявшая на столике статуэтка была сфотографирована. У Боша выступили слезы, но никто их не заметил: он высморкался и украдкой вытер глаза.
— Я, кажется, простудился, — произнес он, слабо улыбнувшись.
Издав радостный вопль, один из фотографов запечатлел его улыбку — гримасу человека, смущенного своим жалким видом.