— Не могу сказать.
— Уж не повлияла ли на вас реакция вашей супруги?
— Нет, сударь.
Следователь и адвокат переглянулись. В душе у метра Уара затеплилась надежда.
— Она на вас не произвела впечатления?
— Я ожидал подобной реакции.
Конечно, пощечины он не ожидал. Но и на то, что Фернанда бросится ему в объятья, не рассчитывал. Это произойдет позднее. Затем она снова его возненавидит. Такая уж это натура. Есть в ней что-то роковое. Но разве этим людям объяснишь?
— Где вы находились в это время вчера?
Часы показывали без малого шесть.
— Если эти часы верны, я поднимался по лестнице дома на улице Дарю.
— Вам не хотелось бы остаться свободным человеком, каким вы были вчера?
Альбер задумался. Все ждали его ответа. Словно школьный учитель, который нервничает в присутствии инспектора, метр Уар закашлял. Бош понял предупреждение, но пренебрег им.
— Мне хотелось бы, чтобы произошло то, что произошло.
Послышался вздох. Адвокат поднялся и, подойдя к судебному следователю, что-то сказал ему на ухо. Не сводя глаз с арестованного, тот выслушал защитника, затем кивнул, словно говоря: «Возможно, у вас были на то причины?»
Затем что-то написал на форменном бланке и протянул его секретарю.
— Завтра утром направьте его в тюремную больницу для обследования, — произнес судебный следователь, направляясь к вешалке. — Пусть протокол допроса подпишет.
Альберу представилось, что какой-то важный этап остается позади. Теперь его оставят в покое, и он насладится одиночеством.
6
То, что человек этот резко отличается от других, Бош отметил с первого взгляда. Когда профессор вошел, в комнате находилось человек десять, однако Альбер сразу сосредоточил свое внимание на нем. Профессор был раза в два, а то и в три старше любого из присутствующих. Внешность его ничем не впечатляла: желтые зубы, над верхней губой, оттого, что докуривал сигарету до самого фильтра, неприятное бурое пятно. Дурно одетый, неухоженный, равнодушный к собственной персоне, профессор напоминал инспектора из Орлеана.
Но глаза у него были необыкновенные. Как только он посмотрел на Боша, тот сразу понял, с кем имеет дело. Такие глаза бывают у средневековых монахов на картинах старых мастеров — одновременно неумолимые и кроткие. Уж не суждено ли им стать врагами? Возможно, придется вилять и хитрить? Бош еще ничего не решил, но понял: человек этот обрел над ним известную власть. Остальное зависит от того, станет ли он сопротивляться этому светилу науки, будет говорить правду или же водить старика за нос. Во всяком случае, игра началась, и без дураков.
Уже со вчерашнего вечера Бош по-настоящему стал узником. На набережной Орфевр он не сомкнул глаз, но в Сантэ, тюремной больнице, его поместили в камеру — одиночку, ознакомив с местными правилами, как это бывает с новичком, пришедшим в лицей.
Поднявшись, Альбер заправил постель, прибрал в камере. Потом за ним пришли и вместе с другими задержанными отвели в тюремную карету.
И вот снова Дворец правосудия. Он прежде и не представлял, что эти мрачные здания заключают в себе целый мир. Когда-то из любопытства он зашел в камеру предварительного заключения. Знакомый адвокат провел его потом в расположенный в подвале буфет и угостил обедом. А вчера Бош побывал в комнатах уголовной полиции, антропометрическом отделении, в кабинете судебного следователя.
Сегодня обстановка совсем иная. Прежде чем ввести в помещение, с него сняли наручники, а конвоир-полицейский остался у двери.
Помещение чем-то напоминало школьный класс. Помост, на нем вместо кафедры стол, два стула, доска, свернутый в рулон экран для демонстрации диапозитивов.
Словно ожидая начала урока или конференции, в зале сидели, переговариваясь, человек десять: большинство, несомненно, студенты, а двое, лет пятидесяти, вероятно, коллеги профессора — такой важный вид они на себя напустили.
— Садитесь, господин Бош.
Профессор знал его фамилию, Альбер же не знал, кто перед ним. Он все ждал, когда к ученому мужу обратятся по имени, но напрасно: присутствующие называли старика «господин профессор».
— Прежде всего вы должны расслабиться и чувствовать себя как дома.
Одно обстоятельство досаждало Бошу: мощная лампа, направленная ему прямо в лицо, больно резала глаза. В остальном все было терпимо. Здесь он наслаждался чувством безопасности, зная, что никто не заставит его говорить то, чего не захочет сам. А может, он еще и заговорит. Там будет видно. Принимать то или иное решение он не торопится.
— Вы знаете, почему вы здесь находитесь?