— Чтобы ванну принять?
— Может, и мне в ванну залезть?
— Я звоню, но женщина, которая мне отвечает, наверное, его жена, не понимает, о чем речь.
Дверь открылась.
— Это не он, Гонтран, это нотариус.
Эрнест жевал в ванне бутерброд, о! Вот уж он развлечется, доведет их до белого каления, посмотрит, как они будут извиваться у него на крючке, сначала он с радостным видом объявит, что их дорогой племянник жив. Пусть потомятся, поварятся в собственном соку. И лишь напоследок, такой у него план, он вытащит письмо Ахмеда Фуада Нассара. Он поднимался по улице. Что толку говорить: не летать людям наяву, что толку говорить: вот Катон, вот Валери идут за покупками, важно одно: их сердца крутятся как роторное колесо, стучат о ребра, замедляют ход, покрываются пеной: Гонтран! Гастон! все кончено! Твой голос! Я больше никогда его не услышу! Снова открывается дверь.
— Мсье Дюмон…
— Это не он, Гонтран, это чай.
Чай торжественно внесла Роза в красивом зеленом платье, упавшем ей с неба, и в белом фартуке, который она снимала и засовывала в угол, как только выходила из гостиной, из уважения к будущей мадам Будивилль. Когда мсье Дюмон действительно вошел, трефовый король сидел, надувшись, подперев голову, в широком кресле, куда смело опускал свой широкий зад: в первый день, вернувшись из больницы, он упал с табурета у пианино: зачем, скажите на милость, нам теперь пианино, если Барбара в джазовом оркестре играет на треугольнике? Мсье Дюмон загорел под египетским солнцем, наверное, ходил в набедренной повязке. — Мадам Б. не изменилась, все тот же мучнистый цвет лица, а мсье Б. словно смотрит поверх голов на серые панели. И хлыст, по-прежнему, лежит на Библии.
— Итак, мсье Дюбуа… Выполнили ли вы в итоге, мсье Дюбуа, наше поручение. Мы оплатили вам прекрасное путешествие, мсье Дюбуа.
Тот многозначительно похлопал по портфелю.
— Нет, я не могу, давай ты, Жюль.
Жюль быстро залез в портфель и вынул зубную щетку, у Жюля, кстати, очень ловкие пальцы, он ловит мух и сажает в самодельные клетки. Как они жужжат! Он тоже жужжал у себя в комнате, кто сказал, что он не умеет говорить? он разговаривал с мухами.
— Зубная щетка.
— Что? Вы издеваетесь над нами, мсье Дюбуа?
«Я разве что-то ему сказал?»
— Нет же, мсье Будивилль.
«Еще как издеваюсь».
— Мсье Дюбуа… Умоляю вас, говорите. Знаете, если бы я не был… болен, я бы вас взял за грудки.
— Гонтран!
— Вы смотрите на меня? нет, хватит, перестаньте.
Он обхватил голову руками, боже, как это унизительно!
— Мсье Дюбуа, уф! Дюмон, давайте уже покончим с этим. Вы, разумеется, засвидетельствовали смерть нашего племянника в консульстве?
— Мне нужно кое-что объяснить…
— Что еще, черт побери?
— Гонтран!
— Мсье Дюбуа, вы видите, я спокоен. Итак, где документ?
— Мсье Будивилль, мне нужно вам кое-что объяснить… я с радостью сообщаю вам, что ваш дорогой племянник, мсье Оноре Будивилль, да, я нашел его след, ошибки быть не может, еще полгода назад мсье Оноре находился в полном здравии.
Да… я… я счастлив сообщить вам это…
Нотариус старательно водил карандашом по бумаге.
— Что ж, мсье Будивилль, раз дело ясное, я вам больше не нужен?
— Проклятье! с меня довольно. Пока вы там прохлаждались на берегах Нила, я, больной человек, сам отсюда занимался поисками и кое-что обнаружил. Взгляните, господин нотариус, разве это письмо не доказывает неопровержимым образом смерть нашего дорогого несчастного племянника?
Гонтран встал, прядь на затылке торчком, и все вдруг заметили, что она — седая.
— У меня здесь письмо с печатями консульства…
Письмо? от кого? какое письмо? Но как же… и его не мсье Дюмон привез?
— К поездке мсье Дюмона это письмо не имеет никакого отношения. Я получил его лично, от одного из моих корреспондентов в Египте. Да… я веду там довольно важные дела… Все законно. Так вот, оно написано свидетелем смерти Оноре.
— Погиб во время кораблекрушения?
— Как?! мы зря ему оплатили поездку?! я всегда говорила…
— Нет, не при кораблекрушении, Оноре умер…
— Мсье Будивилль! подождите! я же не закончил! Подождите!
— Вы знаете, кто вы, мсье? вы — мошенник. Вас отправляют в Египет, а вы… Тихо! вот доказательство, я получил его вчера, я ничего не говорил, чтобы понаблюдать, как вы запутаетесь, нет, замолчите, я не желаю слушать ваши объяснения. И вы тоже, Сиприен, замолчите.
Сиприен открыл было рот, покосился на письмо, махнул неопределенно рукой, погладил лысый череп, улыбнулся неизвестно чему, облокотился на стул Валери и неожиданно пихнул ее в бок. Как? И Валери еще здесь?