— Письмо прочла мне тетя Урсула-Поль, впрочем, вот оно, и в нем значится, что некий Барак, фермер из Танта, столицы Дельты, друг нашего племянника… Да замолчите же вы, наконец, мсье, чем вы нам помогли? ничем, абсолютно ничем. Мы выбрали счастливого человека, не отягощенного проблемами, имеющего маленький домик, и вот результат!
Ладно! сейчас и вы, мсье, узнаете, читайте, читайте. Мсье Оноре сгорел на пожаре в Танта, подписано «Барак Роберт», заверено египетским нотариусом и консульством. А? Что вы на это скажете?
Кто бы мог подумать! Бедный Оноре! Слава богу, его мать не дожила до этого дня.
— Что вы на это скажете, мсье? Знаете, кто вы? мошенник! вы с вашими крокодиловыми слезами!
— Господин нотариус. Я хотел пощадить чувства семьи и не сообщать им сразу печальную правду. Господин нотариус, это письмо, конечно, очень интересное, но у меня есть еще одно…
— Что? Остановите его…
… свидетель законный, давал клятву.
«Первого декабря, здесь этот день может оказаться таким же дождливым, как у нас в мае, тучи плыли очень низко над землей. Мсье Фоллевилль…
— Фоллевилль! вы что ли не видите? это же мошенники!
— Нет, нет, подождите, это описка. Дальше он везде его называет «Будивилль».
«… которого я хорошо знал, мы частенько прогуливались вместе, если погода позволяла, пригласил меня в экспедицию. Я сомневался. Прогноз оставлял желать лучшего, море сильно штормило, но все-таки я согласился. Мы сели на этот его необычный корабль, стоивший наверняка бешеных денег, и тут случилось несчастье. Времени у меня маловато, чтобы описать все подробно…
— Замолчите! это ложь. Замолчите. Остановите его, где он? я вырву у него письмо и брошу в огонь.
— Успокойтесь, мсье Будивилль.
но дело было так: волна подняла корабль, завалила его на бок и смыла мсье Будивилля за борт…
— Почему вы все слушаете эти глупости?
… несколько мгновений он еще держался на воде, а потом пошел прямиком ко дну, потому что мы прежде, чем отправиться в плаванье, плотно поели. Меня спас араб, случайно оказавшийся неподалеку, я видел, как корабль мсье де Будивилля разбился о камни… Его труп нашли через сутки».
Подпись:
Ахмед Фуад Нассар, студент 5, Дарб-эль-Атрак, Азар-Каир.
— Н-да, — сказал нотариус, складывая письмо.
— Вам что-нибудь еще требуется? еще какие-то доказательства, что наш племянник мертв, мертвее всех мертвых?
— Н-да, — нотариус аккуратно подвинул чернильницу — домик, шале с множеством окон, в одном служанка в нарядном платье с серебряными цепочками хлопочет по хозяйству, в другом ребенок в башмаках с гвоздиками спит на большой кровати, — видите ли, мсье Будивилль, дело несколько усложнилось. Хоть люди и говорят… но не следует ли признать, что мсье Оноре, ваш племянник, не мог умереть двумя разными способами?
— А почему нет?
— Да, да, я понимаю вашу точку зрения,
Но судьи, видите ли… Ах! как жаль! одного письма было бы наверняка достаточно… И суд…
Никогда еще нотариус не был так несчастен и так похож на сто деревенских нотариусов, загорелых, несмотря на черные костюмы, тихонько счищавших под письменным столом навоз и стебельки соломы с ботинок.
— Вон, пошли все вон. Оставьте меня все в покое, и нотариус, и этот мошенник, и ты, Сиприен, и тетя Урсула! О! великолепная идея вам в голову пришла, тетушка Урсула! Дайте мне умереть под руинами Поссесьон. Гонтран! Мсье Гонтран! куда вы? вы упадете! Оставьте меня. Вытянув руки вперед, рубя воздух, спотыкаясь о землю и камни, он бежал прочь в ужасной кромешной темноте, седая прядь трепыхалась на ветру, запутался в кустах роз, освободился сам без посторонней помощи, спустился на луг по склону холма: где я? Аллеи давно уже не пропалывали. Зацепившись за железную проволоку, упал в заросли сирени, от злости из невидящих глаз брызнули слезы. Рядом бился ворон, который несмотря на многочасовые усилия никак не мог выбраться из узкой вилки бузины. А между тем Оноре передвигался свободно, то горизонтально, то вертикально — поискать бы золото на песчаном морском дне, да рук нет — и встретил рыбу-луну, рыбу-тыкву, имевшую прямо-таки удивительное сходство с его бывшим учителем грамматики и с теми, кто подвязывает челюсть белым платком, когда болят зубы.
— Мы пропали. Это была наша последняя надежда. Но как этот человек посмел меня обмануть? После всего хорошего, что я ему сделал…
Пляши, пляши, Дюмон, — говорил Гонтран, отстукивая ритм по столу, — пляши, пока голова не закружится и не упадешь, а если присядешь в реверансе, накину тебе еще десять франков в месяц.