Чувство собственного достоинства, чувство чести культивировалось в кругах византийской военной аристократии, которая выводила на историческую арену независимых и влиятельных женщин, подобных Анне Далассине и самой Анне Комниной. Бернард Лейб, переводчик «Алексиады» на французский язык и автор критического издания греческого текста этого сочинения, перевел выражение «τὴν ἐνοῦσαν αὐτῇ ἀρετὴν ὁμοῦ καὶ ἐμβρίθειαν» как «la vertu qui régnait en elle ainsi que sa pondération» – «добродетель, которая царствовала в ней, а также ее уравновешенность»[31], что представляет собой известную банализацию идеи Анны Комниной. Как писал современник Анны Далассины полководец Катакалон Кекавмен, император должен обладать четырьмя добродетелями: мужеством духа, справедливостью, целомудрием и мудростью[32]. По верному замечанию Г. Г. Литаврина, учение о четырех добродетелях было известно в Византии благодаря влиянию античной философии, в частности, в византийской литературе подобные добродетели приписывались императорам-воинам – Никифору II Фоке (963–969) и Иоанну I Цимисхию (969–976)[33]. Эти добродетели вполне укладываются в понятие чувства собственного достоинства, однако, учитывая, что Анна Далассина фактически, в соответствии с хрисовулом своего сына, являлась правящей императрицей, мы можем допустить, что Анна Комнина стремилась подчеркнуть, что ее бабушка обладала именно царскими качествами, что вполне согласуется с ее апологией Анны Далассины как правительницы империи ромеев.
Как рассказывала Анна Комнина, ее мать императрица Ирина Дукена впоследствии, вероятно, многому научилась у свекрови и стала играть важную роль как при дворе, так и при своем супруге императоре Алексее в последние годы его царствования. Анна Комнина описывала свою мать следующим образом: «Она была подобна стройному, вечноцветующему побегу, части и члены ее тела гармонировали друг с другом, расширяясь и сужаясь, где нужно. Приятно было смотреть на Ирину и слушать ее речи, и поистине нельзя было насытить слух звучанием ее голоса, а взор ее видом. Лицо ее излучало лунный свет; оно не было совершенно круглым, как у ассирийских женщин, не имело удлиненной формы как у скифянок, а лишь немного отступало от идеальной формы круга. По щекам ее расстилался луг, и даже тем, кто смотрел на нее издали, он казался усеянным розами. Голубые глаза Ирины смотрели с приятностью и вместе с тем грозно, приятностью и красотой они привлекали взоры смотрящих, а таившаяся в них угроза заставляла закрывать глаза, и тот, кто взирал на Ирину, не мог ни отвернуться, ни продолжать смотреть на нее. Я не знаю, существовала ли на самом деле воспетая древними поэтами и писателями Афина, но мне часто приходится слышать, как передают и повторяют следующее: не был бы далек от истины тот, кто назвал бы в то время императрицу Афиной, которая явилась в человеческом обличьи или упала с неба, окруженная небесным сиянием и ослепительным блеском».
[Ἀνίστατο μὲν γὰρ καθάπερ τι ἔρνος ὄρθιον καὶ ἀειθαλὲς συμμέτρως καὶ πλατυνομένη καὶ στενουμένη καταλλήλως ἑκασταχοῦ τῶν μελῶν καὶ μερῶν. Καὶ ἐπέραστος μὲν ἰδεῖν, ἐπέραστος δὲ ἀκοῦσαι καὶ ὄψεώς τε καὶ ἀκοῆς ἀκόρεστον ὡς ὄντως ἄκουσμά τε καὶ θέαμα. Αὐτὸ μὲν γὰρ τὸ πρόσωπον σελήνης μὲν ἀπέστιλβε φέγγος, οὐ μὴν εἰς κύκλον ἀκριβῆ διαπέπλαστο κατὰ τὰς Ἀσσυρίους γυναῖκας οὐδ’ ἄλλως ἐξεμηκύνετο κατὰ τὰς Σκυθίδας, ἀλλ’ ὑπεχαλᾶτο μικρόν πως τῆς ἀκριβείας τοῦ κύκλου. Ἀνεπέπτατο δὲ αὐτῆς ὁ λειμὼν ἀπὸ τῶν παρειῶν καὶ τὴν ῥοδωνιὰν καὶ τοῖς πόρρω προὐβάλλετο. Ὄμμα δὲ χαροπὸν καὶ σὺν ἡδονῇ φοβερὸν ἐνητένιζεν, ὡς τῶν ὁρώντων τὰ ὄμματα τῇ μὲν ἡδονῇ καὶ τῷ κάλλει ἕλκειν πρὸς ἑαυτήν, τῷ δὲ φόβῳ μύειν καταναγκάζειν οὐκ ἐχόντων ὅπως ἀποβλέψωνται ἢ ὅπως ἂν ἀποκρύψωνται. Καὶ εἰ μέν τις ἦν Ἀθηνᾶ τοῖς πρῴην ἐφευρημένη ποιηταῖς τε καὶ συγγραφεῦσιν, οὐκ οἶδα ἔγωγε· μῦθον δὲ ταύτην ἀκούω περιφερόμενον καὶ περισυρόμενον· τὴν δὲ βασιλίδα ταύτην Ἀθηνᾶν εἴ τις εἶπεν ἐν τοῖς τότε χρόνοις φανεῖσαν τῷ ἀνθρωπίνῳ βίῳ ἢ καταρραγεῖσαν ἐξ οὐρανοῦ μετά τινος οὐρανίας αἴγλης καὶ ἀπροσίτου μαρμαρυγῆς, οὐκ ἂν ἐξήμαρτε τοῦ εἰκότος][34].
Анна Комнина подчеркивает, что ее мать затмевала даже ассириянок, т. е. арабок и скифянок, в данном контексте – печенежских или сельджукских красавиц, которые, по всей вероятности, считались в Византии XII века эталоном женской красоты. Анна Комнина доходит до того, что называет мать воплотившейся Афиной – богиней мудрости, ратного дела и целомудрия. Даже если допустить известное преувеличение, допущенное любящей дочерью при описании собственной матери, то очевидно, что императрица Ирина была чрезвычайно яркой и привлекательной женщиной, изящество и грациозность которой в сочетании с твердым характером в итоге покорили сердце императора Алексея, потушили в нем пламя страсти к ослепительной сопернице Ирины, которая годами снедала василевса. Но об этой сопернице мы еще поговорим при более удобном случае.
32