Выбрать главу

"В то время, - писал в заключение Пучеглазов, - когда Держащий семь звезд в деснице своей, ходящий посреди семи золотых светильников, узнал дела мои, и труд мой, и терпение мое, и то, что я не могу сносить развратное, и испытал тех, которые называют себя демократами и коммунистами, а они не таковы, и нашел, что они лжецы, в трудный для нашей Родины час, в час суровых и бескомпромиссных испытаний, находятся все-таки люди, которые радеют за собственное благополучие более, нежели за общественное.

Бог видит дела их и воздаст им по грехам их, и все гонители и хулители доброго гореть будут в геенне огненной, а все поддерживающие доброе пребудут в райских блаженствах.

Покайтесь! Покайтесь, люди, и просите прощения у обиженных вами. Кому прощено будет, тому Небесами прощено будет дважды, а кто прощения не найдет, тому занять страшное место рядом с Иудою, быть ему во дни Суда оплеванным и оскорбленным. Придите и прощенными будете!

Обнимемся, братья и сестры! Обнимемся и расплачемся радостно, и вознесем молитвы во славу Отца Нашего, воздадим должное Ему и пророкам Его!"

- Во брехун! - восхитился Кононыкин, прочитав статью. - Однозначно Азеф! Во провокатор! Азеф - хрено-тень, поп Гапон - вот кто ваш Никола. Это ж додуматься надо, всех своих врагов в газетке обгадил. Как полагается, печатно, через интервалы и с абзацами. Молодец! Как его? - Он развернул газетку. Воскресенский! Ну, блин! Это настоящая фамилия или псевдоним?

- Пучеглазов ему фамилия будет, - удрученно сказал Степанов.

А с чего ему радоваться было, если в статье Пучеглазов его фамилию использовал трижды в прямом смысле, дважды в нарицательном и однажды в собирательном. Отец Николай ободряюще потрепал его по плечу и

прогудел:

- Ты не расстраивайся, брат. Сказано у Аввакума:

"Горе тому, кто жаждет неправедных приобретений для дома своего, чтоб устроить гнездо свое на высоте и тем обезопасить себя от руки несчастия!"

Ворожейкин мягко улыбнулся.

- Вот такие, с позволения сказать, интеллигенты и закладывали своих собратьев по ремеслу в приснопамятном тридцать седьмом. Но вы, Степанов, не волнуйтесь. Бог - не трибунал, он разберется в хитросплетении любых сплетен. Сказано же, все записано на Небесных скрижалях!

- Вашими устами да мед бы пить, - сказал Степанов. - Хорошо, если они там свои документы искать будут, скрижали эти самые. А если слова Пучеглазова на веру возьмут?

- Не должны, - после недолгого размышления, но без особой уверенности сказал Ворожейкин. - Сказано же, что воздается каждому по делам его.

- Не знаю, не знаю, - продолжал сомневаться Степанов. - Любое дело можно по-разному расценить. Вон, в тридцать седьмом у меня двое дядек на царицынской фабрике фуфаек работали. Один директором, а другой главным инженером. И что же? Одному за перевыполнение плана орден Трудового Красного Знамени дали, а второго обвинили в умышленном затоваривании складов фуфайками и осудили на десять лет.

- Диалектика, брат, - усмехнулся отец Николай. - Закон, понимаешь, единства и борьбы противоположностей. Тут уж ничего не попишешь.

Они сидели и беседовали на "пятачке", где обычно россошчане играли по вечерам в карты и домино. Торопиться было некуда, уфологией в последний день заниматься тоже не тянуло, а по домам никто из уфологов не торопился. Кто их там ждал, дома-то?

- А ведь живут же такие червяки, - с досадой сказал Степанов. - Вот посмотрите, завтра он подле Господа сшиваться будет, запишется в какие-нибудь небесные средства массовой информации и будет Страшный Суд освещать. Или спичрайтером к какому-нибудь Архангелу устроится.

- Это вряд ли, - покачал головой отец Николай и кашлянул. - Воздадут ему должное. Не зря же говорится, по мощам и елей! Гореть ему, суке, в геенне огненной!

Степанов покачал головой.

- Вы Пучеглазова не знаете. Этот и в геенне пристроится. У него это запросто. "С большим подъемом труженики Ада восприняли последнюю речь Вельзевула, - похоже передразнил он. - Работают они с огоньком, постоянно повышают и без того высокие показатели по кипячению грешников. "Молодцы, черти! - усмехается Сатанаил. - С такими мастерами нам и техники не надо, на голом энтузиазме райских высот достигнем!"

- Фуфло, - сказал со знанием дела Кононыкин. - До подлинных акул пера ему еще расти и расти. В завтрашней очереди ваш Пучеглазов будет в самом конце. Уж я-то знаю, не один год по редакциям хожу.

За домами послышался дробный топот, и на "пятачок" выскочил взмыленный Пучеглазов. Сейчас он свою фамилию оправдывал.

- Вы сегодняшнее "Воскресение" брали? - не здороваясь, спросил он собравшихся. Тут он узнал Степанова и i кинулся к нему с извинениями: - Шура, прости! Честное благородное, редактор подлец, он исказил мою гражданскую позицию, веришь? Я же всегда тебя уважал как человека, ценил как специалиста, любил как односельчанина! Ты ж мне в детстве заместо брата был! - Видно было, что, позволь ему Степанов, Пучеглазов не раздумывая и к ручке приложился бы, и в щеки троекратно облобызал. Но Степанов только отчужденно сторонился и смущенно молчал.

Схватив со стола газету, Пучеглазов принялся с остервенением рвать ее. Бросив обрывки в урну, Николай повернулся к собравшимся с просветленной улыбкой.

- Еще шесть штук осталось, - сообщил он. - Почти весь тираж собрал, всего шесть штук еще найти надо.

По-спринтерски взмахивая руками, он устремился вдоль улицы дробным галопом. Сидящие за столом проводили его неодобрительными взглядами.

- Совесть проснулась, - удивленно покачал головой Степанов. - Гляньте, мужики, даже на человека стал похож!

Отец Николай гулко кашлянул. Похоже было, что где-то его накануне сквозняком протянуло.

- Что говорить, - бухнул он. - Истинно сказал Иов

"Блажен человек, которого вразумляет Бог".

- Осознал, значит, - закивал Ворожейкин, - Я так скажу: в любом человеке живет и светлое, и темненькое. А совесть - она как регулятор. Вот проснулась она у Пу-чеглазова и в светлую сторону обратила!

Кононыкин фыркнул:

- Размечтались! Совесть, светлая сторона... Вы из этого Пучеглазова джеддая не делайте. Все гораздо проще, он вчера обращение не дослушал, а сегодня узнал, что за брехню больше дадут.