Потом офицер тот уехал вместе со своей частью, и даже письма от него поступать перестали.
Впрочем, и зловещая яма опустела, а страшные слухи постепенно стали забываться.
Но все-таки свое черное дело слухи эти сделали: в Рос-сошки нагрянули уфологи.
Было их целых три. Один - пенсионного возраста отставник из армейских, что сразу же чувствовалось по выправке и суховатой вежливости. Отставника звали Ника-нором Гервасьевичем Ворожейкиным, служил он когда-то в той самой знаменитой ракетной части, которая во Вьетнаме пыталась обстрелять летающую тарелочку, но сама попала под огонь неизвестного оружия. Последствием вьетнамской схватки с космическим агрессором явился для Ворожейкина паралич левой руки, с которой тот после госпиталя не снимал тонкой черной перчатки. Был он в свои шестьдесят пять лет невысок, худ и смуглолиц. Лицо обрамляла небольшая испанская бородка, которая вместе с усиками придавала Ворожейкину нечто донжуанское. Так бы мог выглядеть дон Жуан на пенсии, если таковая ему в Испании причиталась. Глаза у Ворожейкина были серые и печальные, а стрижка самая старомодная, канадка. Ходил он обычно в джинсах и свитере, а в жаркие дни в водолазке. Ворожейкин был искушен в тактике воздушных боев и досконально все знал о знаменитом американском ангаре No51. Рассказывал о нем с такими мельчайшими подробностями, что любому было ясно:
Ворожейкин этот ангар облазил до последнего закоулочка. О своих американских коллегах Ворожейкин отзывался в основном одобрительно, но корил за то, что они слабо воздействуют на свое демократическое правительство и никак не добьются, чтобы все секреты ангара и связанных с ним происшествий были преданы гласности. Летающие тарелочки Ворожейкин почитал космическими кораблями высших цивилизаций и верил в Великое Кольцо, которое когда-нибудь цивилизации Галактики свяжет в единый дружеский организм.
Голос у него был тихим и тонким.
Второй уфолог, Дима Кононыкин, был молод, тридцати не исполнилось. По совместительству он еще являлся нештатным корреспондентом "желтой" газеты "Московский пионер" и в этом качестве бывал и в знаменитой М-ской аномалии, и окрестностях Березовска Пермской области, где потерпел катастрофу НЛО, и летел в том самом самолете, о котором писала газета "Труд". Он участвовал в якутской экспедиции, где искал остатки то ли НЛО, то ли древней сибирской цивилизации. Вместе с уфологом Приймой расшифровывал он загадочные небесные Сальские письмена, был на месте Сасовского взрыва. На озере Байкал пытался поймать таинственных трехметровых пловцов, замеченных военными аквалангистами.
От частого пребывания в командировках Дима Кононыкин научился спать сидя и пить все, что горит. Даже знаменитая россошинская "томатовка" не оказывала на него особого воздействия - только уши бледнели, багровел кончик носа и начинал слегка заплетаться язык. В отличие от Ворожейкина этот уфолог больше разбирался в отечественных феноменах и любил показывать всем гвоздь, найденный в Аджимушкайских катакомбах, уверяя, что гвоздю этому не менее трехсот миллионов лет. Гвоздь более напоминал окаменевшую рыбью косточку и не внушал особого доверия. Да и сам уфолог выглядел не слишком убедительно - вечно всклокоченные волосы над удлиненным веснушчатым лицом, водянистые, ни во что не верящие глаза, тощая бройлерная шея и вечно немытые руки, на которых лишь чудом не появлялись цыпки. Ходил Кононыкин в одном и том же обвисшем джемпере и вечно неглаженых брюках. Разумеется, что его ботинки не видели сапожного крема со дня их изготовления на обувной фабрике, коия, судя по некоторым признакам, была детищем шкодливого российского ума.
Летающие тарелочки Кононыкин тоже считал космическими кораблями, но в отличие от Ворожейкина полагал, что все они имеют земную базу, расположенную в таинственной тибетской Шамбале.
Говорил Кононыкин быстро и напористо, глотая окончания слов и помогая себе руками.
Третий уфолог, прибывший в Россошки, был человеком весьма необычным. И дело тут не в том, что носил он черную рясу и истово молился по каждому, казалось бы, самому незначительному поводу. В конце концов, у нас в стране свобода совести, и каждый волен веровать, во что пожелает. Но в том было дело, что проявления христианской набожности третьего уфолога, которого звали отцом Николаем, в миру Николаем Васильевичем Чумаковым-Мезазойченко, служили чисто внешней атрибутикой. Было священнику-уфологу лет около сорока, и верил он в Будду, в Магомета, в Зевса и Юпитера, в Иегову и Христа, почитая их всех, вкупе с большой группой языческих божеств, проявлением одного и того же единственного божества, имя которому Осмос, а местонахождение - бесконечность. В силу этих обстоятельств отец Николай верил в реинкарнацию, в возможность достижения нирваны, в подземное царство и в неизбежное пришествие Антихриста. Летающие тарелочки отец Николай полагал проявлением астрального мира. Голова отца Николая была так плотно забита подобной чешуей, что он всерьез верил в неизбежность Страшного Суда, а потому полагал события в Россошках преддверием оного, тем самым Апокалипсисом, что описывал апостол Иоанн на острове Пат-мос. Более того, расшифровывая записи Нострадамуса, отец Николай относил начало Апокалипсиса к концу XX века, а именно к 19 июля 1999 года, когда с небес "явится великий король устрашения". Помимо уже упоминавшейся черной рясы, отец Николай отличался статью фигуры, которой, впрочем, была присуща некоторая полнота, короткой "крутой" стрижкой и живыми черными глазами жулика и казнокрада.
Говорил отец Николай гулким, по-волжски окающим басом и все время сыпал цитатами из Библии и других религиозных источников, которые изучал в семинарии.
В россошинском Доме колхозника уфологов поселили вместе. Между ними разгорелись неизбежные споры, которые не могли не сопровождаться принятием "тома-товки", способствовавшей живости воображения и плавности речи.
Ворожейкин некоторое время от принятия "томатов-ки" отказывался, ссылаясь на травму, полученную при отражении агрессии инопланетного НЛО во Вьетнаме, но Дима Кононыкин и отец Николай так сладко крякали после каждой очередной дозы и так были изобретательны в спорах, что в один из вечеров Ворожейкин не выдержал, махнул рукой в черной перчатке и спросил отца' Николая, как Библия относится к выпивке.