Банкеты по случаю свадьбы и крестин и даже по случаю похорон представляли собой события, разумеется, важные, но по определению нерегулярные: их хронологию диктовали случайности существования индивидуального или семейного. Гораздо большей регулярностью отличались празднества религиозные, вписанные в традиционный календарь, повторявшиеся ежегодно в определенные дни и также порой сопровождавшиеся банкетами. У каждого городского или сельского прихода имелся свой покровитель, и его праздник отмечался колокольным звоном и стрельбой из мортирок, религиозной службой, раздачей милостыни бедным, играми во второй половине дня, вечерней иллюминацией и балом. Понятно, что между всеми этими эпизодами праздника люди успевали поесть, и, по всей вероятности, чуть лучше, чем обычно; однако нет сведений о том, что эти трапезы непременно совершались сообща. Но был праздник, который полагалось отмечать всем жителям королевства; это именины царствующего государя, которые играли роль национального торжества. При Империи праздновали тезоименитство в День святого Наполеона, отмечавшийся по воле императора 15 августа. После восстановления на французском престоле династии Бурбонов национальным праздником сделался День святого Людовика (25 августа); его отмечали с 1814 по 1824 год, а в следующие шесть лет вместо него праздновали День святого Карла (4 ноября). В эти дни помимо народных развлечений, игр, фейерверков и бесплатных театральных представлений происходила раздача еды бедным, а также устраивались официальные банкеты; на пир в честь государя получали приглашение и представители некоторых профессиональных корпораций, в чьей благонадежности можно было не сомневаться (в Париже таковыми считались угольщики и рыночные торговки). Ревностные роялисты стремились отпраздновать именины короля дружескими обедами. Вот, например, что писал ультрароялистский «Консерватор Реставрации» осенью 1829 года в статье под названием «Праздник короля»: «В день, когда празднуют именины отца семейства, все стороны забывают о разногласиях. Никто не показывает ни дурного расположения духа, ни недовольства, чтобы не омрачить всеобщую радость. <…> Либералы не любят короля, и им нет дела до Дня святого Карла. <…> Они все равно что бессердечный ребенок, который не любит своего родителя и злится оттого, что тот его любит»[103]. В самом деле, либералы в этот день были очень сдержанны в изъявлении своей радости, а порой даже не скрывали дурного настроения: «Вчера, 27 августа, четыре десятка роялистов собрались в дружеском литературном кругу, чтобы отпраздновать День святого Людовика, тезоименитство короля. Около восьми вечера в ответ на тосты за короля и возгласы „Да здравствует король!“ несколько молодых людей, собравшихся под окнами, принялись кричать „Да здравствует Хартия! Долой ультрароялистов!“, чем, кажется, вызвали великое негодование реннского населения еще прежде, чем их наконец разогнал полицейский патруль»[104]. Таким образом, сомнительно, что День святого Людовика или святого Карла имел для большинства жителей королевства такое же значение, как и праздник святого покровителя их деревни или прихода; но зато не подлежит сомнению, что он значил меньше, гораздо меньше, чем праздник той корпорации, членами которой они себя считали, — праздник, который они часто устраивали своими силами. Мы уже упоминали День святого Карла Великого; но нужно отдавать себе отчет, что помимо школьников почти все корпорации, а также и народные ассоциации — законные, как общества взаимопомощи, или полуподпольные, как общества «компаньонов»[105], — отмечали день своего святого покровителя совместной трапезой.
104
AN BB 30 238 (доклад генерального прокурора Бурдо министру юстиции от 28 и 30 августа 1820 года).
105
Компаньонами назывались члены возникших в Средние века тайных союзов странствующих подмастерьев, которые отстаивали свою независимость от «оседлых» ремесленных цехов. —