После банкета начинались танцы, во всяком случае, так это происходило у столичных токарей по дереву. Ясно, однако, что если бал ничему не может помешать, даже наоборот, он все-таки вторичен по отношению к пиршеству. Беде уточняет, что бал был включен в программу празднества не сразу: «После получения писем [в которых общество сообщало всем столичным токарям об учреждении корпоративного праздника с мессой и банкетом] <…> молодые люди высказали нам пожелание устроить следом за банкетом бал. Пожелание это было исполнено, и приглашены музыканты, составившие оркестр»[111]. Вообще говоря, бал создает для общества, желающего устроить праздник, немало трудностей. Первая из них — не что иное, как необходимость пригласить женщин и девиц; ведь в ту пору членами любого сообщества были только мужчины. В зажиточных слоях это правило не знало исключений; в слоях более простонародных исключения допускались: в сообществах бывших солдат непременной участницей праздника считалась повариха, у компаньонов — Мать[112]; и та и другая — подательницы пищи[113]. Однако одной женщины для бала недостаточно. Компаньоны — как правило, молодые холостяки, которые, женившись или заведя собственное дело, покидают общество; следовательно, единственный способ устроить бал — пригласить мастеров с женами, сыновьями и, главное, дочерями. Часто так и делалось; порой бал устраивали назавтра, после второго банкета, куда мастера в свою очередь приглашали подмастерьев-компаньонов. Для общества взаимопомощи ситуация была несколько проще, поскольку состоявшие в нем наемные рабочие вполне могли быть женаты. Тем не менее приходилось посылать супругам подписчиков отдельные приглашения на праздник (общество токарей именно так и поступило), а затем вести себя с повышенной сдержанностью. «Поскольку дамы суть прекраснейшее украшение общества, мы сделали все возможное для того, чтобы праздник доставил всем удовольствие и чтобы каждый вел себя прилично и уважительно по отношению к прекрасному полу», — напоминает Беде по окончании трапезы, после тостов[114].
Итак, главное — сам банкет. Требуется найти залу, что, разумеется, не так трудно, когда гости не отличаются утонченным вкусом; рабочие могут удовлетвориться обычным кабаком за заставой. Заметим, однако, что если в первый раз токари Беде выбрали «Гранатовый остров» в Пре-Сен-Жерве[115], то в 1821 году они собрались уже в «Радуге». Выбранную залу надо украсить, гостей рассадить в определенном порядке: Беде сообщает, что с помощью особых ярлычков каждому было отведено место в соответствии с его симпатиями и антипатиями[116]. Комиссары банкета, избранные из числа рабочих, следят за соблюдением этого порядка, а также за тем, чтобы ни за одним столом никто ни в чем не испытывал недостатка. Однако все эти детали, впрочем необходимые для гармонии праздника, подчинены его идее, выражающейся в общей композиции.
В назначенный час гостей известили, что пора заканчивать танцы [поскольку музыканты уже пришли, танцы начались еще до еды, «чтобы гости могли с большей приятностью дожидаться трапезы»] и отправиться в залу для банкета; она была превосходно украшена; стол в форме подковы занимал три четверти залы, другой стол помещался внутри подковы; на каждой тарелке лежал ярлычок с именем гостя.
Я помещался в центре подковы, а рядом со мной сидели основатели и администраторы общества; вдоль двух сторон подковы располагались вперемешку члены общества и гости, в нем не состоящие, центральный же стол был занят Советом общества и друзьями советников, в общество не входящими.
112
Во время своих странствий по разным регионам Франции компаньон повсюду находил приюты, которыми управляла женщина, именуемая Экономкой, Хозяйкой или Матерью. —
113
Когда, невзирая на недовольство многих своих товарищей, Беде пытается придать жене одного из членов общества, Марии Бишё, чьим стараниям он был обязан своим освобождением, привилегированный статус Подруги Общества, он, в сущности, не слишком отклоняется от этнологической модели; однако назвав ее еще и «
116
Впрочем, во время банкета 1822 года некий Шапюи, повздоривший с генеральным уполномоченным Беде из‐за Марии Бишё, поднял бунт против порядка, указанного генеральным уполномоченным, и потребовал переложить ярлычки так, чтобы «друзья оказались рядом с друзьями»: «Он взялся сам все переменить, и никто не возразил против такого оскорбления. Не стану ничего говорить, но не скрою, что снести это было мне нелегко» (