Либеральная пресса 1818 года описывает и два других больших банкета: они были устроены в честь двух нормандских депутатов, Биньона и Дюпона из Эра, в Лез-Андели 10 сентября и в Руане неделей позже80. За несколько месяцев до этого Биньон взял слово в палате, чтобы потребовать возвращения тех, кто был отправлен в изгнание во время Белого террора: накануне отбытия из Франции последних иностранных оккупационных войск это было одним из главных требований «независимых». Со своей стороны, Дюпон из Эра потребовал отмены цензуры и восстановления свободы печати. В ту пору об их выступлениях знали все; точно так же, как в Пуатье и Шательро, не было никакой необходимости упоминать об этом в тостах. Все же в самом конце трапезы почтенные депутаты ненадолго брали слово, чтобы поблагодарить собравшихся и заверить избирателей «в своей готовности неустанно защищать интересы страны и добиваться точного следования Конституционной хартии».
Выбор даты
Совершенно очевидно, что дата, на которую назначен банкет, не может считаться незначащей. В самом деле, люди первой трети XIX века отличались обостренной чувствительностью к датам и юбилеям, причем это касалось всех слоев населения. В своем исследовании народных протестов во Франции в 1789–1820 годах Ричард Кобб замечает между прочим, что во время Революции бунты и резня совершались не в любой момент, а в строго определенное время: таким образом, всякому добросовестному полицейскому достаточно было ознакомиться с общенациональным и местным политическим календарем, чтобы заранее быть готовым противостоять тем, кто станет мстить за кровь, пролитую прежде81. Впрочем, и образованные люди придавали датам ничуть не меньшее значение: так, Бордо был для всех современников «городом 12 марта» (подразумевалось 12 марта 1814 года, когда герцог Ангулемский торжественно въехал в порт, жители которого не могли простить Наполеону континентальную блокаду). Следует также напомнить, что по меньшей мере до Второй республики в отсутствие четко определенного главы правительства разные кабинеты обозначались не именами главного министра, но датой назначения того или иного кабинета: кабинет Полиньяка именовался министерством 8 августа (1829 года), кабинет Казимира Перье — министерством 13 марта (1831 года). Что же касается двух последних правительств Июльской монархии, кабинетов Тьера и Гизо, публицисты и историки середины XIX века говорили о них только как о кабинетах 1 марта (1840 года) и 29 октября (того же года).
Поскольку гости, приглашенные на банкет, в эпоху Реставрации были, как мы покажем ниже, сплошь более или менее состоятельные нотабли, то есть люди, в полной мере располагавшие своим временем, собрать их в количестве сотни или полутора сотен человек в любой, не обязательно воскресный день не составляло никакой проблемы. Быть может, тот факт, что 5 февраля 1820 года, годовщина принятия закона Лене, приходилось на субботу, позволил еще нескольким провинциалам прибыть в столицу, чтобы присоединиться к либералам, требующим сохранения этого закона, но состоявшееся на 21 месяц раньше собрание в «Радуге» было, судя по всему, ничуть не менее многочисленным, хотя 4 мая 1818 года пришлось на вторник. Во всяком случае, если верить либеральным газетам, устроителям всех больших банкетов приходилось отказывать многим желающим из‐за недостатка места. Таким образом, как мы надеемся показать на двух примерах, выбор определенной даты зависел не столько от публики, на которую можно было рассчитывать в этот день, сколько от смысла, который вкладывался в эту конкретную дату.