День мира, день освобожденья, —
О, счастье! мы побеждены!..
С кокардой белой, нет сомненья,
К нам возвратилась честь страны.
О, воспоём тот день счастливый,
Когда успех врагов у нас —
Для злых был карой справедливой
И роялистов добрых спас.
Со знатью, полной героизма,
По минованье стольких бед,
Мы на пиру патриотизма
Пьём за триумф чужих побед131.
Другой эпизод, происшедший на несколько лет позже, показывает, до какой степени раздробленным было общественное мнение, до какой степени болезненно ощущался конфликт между представителями разных взглядов, а также, пожалуй, до какой степени несдержанность политиков и неуклюжие или провокационные действия местных властей служили питательной почвой для политических столкновений. Капитан Валле, арестованный в Тулоне в январе 1822 года, был заподозрен — между прочим, совершенно справедливо — в причастности к заговору, имевшему целью поднять в гарнизоне восстание против королевской власти; капитана арестовали, судили и казнили. Его отважное поведение на суде и несомненное мужество, с которым он пошел на смерть, сделали его героем и мучеником в глазах всех патриотов Тулона и, шире, всего юга Франции. Так вот, согласно некоторым источникам, негодование их дошло до предела из‐за позиции «членов суда присяжных и королевского суда», в общей сложности двух десятков человек, которые вечером того дня, когда был вынесен приговор, отпраздновали счастливое (с их точки зрения) окончание процесса банкетом, на который отправились все вместе и «шествовали по улицам Тулона во французских кафтанах, вызывая негодование и отвращение у всех, у кого осталось малейшее чувство чести»132. В эпоху Реставрации, как ни в какую другую, в некоторых политических обстоятельствах и в некоторых местах публичные изъявления радости были равносильны провокации. Мы еще увидим и другие примеры такого рода.
Политические столкновения происходили от случая к случаю, зато евангельские слова «нищих всегда имеете с собою» неизменно соответствовали тогдашней реальности. Поэтому устроители всякого праздника, всякого банкета были обязаны помнить о тех, кто не может разделить всеобщее веселье. Обычай требовал, чтобы гости протянули руку помощи бедным и обездоленным. Эта благотворительность могла принимать разные формы, причем выбор их был сам по себе не нейтрален. Так, по поводу банкета на улице Горы Фавор «Конституционная» сообщает, что «устроители поставили в углу кружку для бедных, которую большинство гостей даже не заметили, а сбора пожертвований не проводили, хотя крупные торговцы этого желали. Любовь к порядку, доведенная, пожалуй, до чрезмерных степеней, не позволила комиссарам удовлетворить желание, исполнение которого могло бы произвести в зале легкую сумятицу». Другими словами, в этом конкретном случае судьба бедняков данного округа, которым предназначалась собранная сумма, волновала организаторов меньше, чем успех празднества — основная политическая цель. Впрочем, это касалось и других банкетов, поэтому чаще всего дело происходило следующим образом: устроители с самого начала, в момент открытия подписки, уговаривались либо о том, что отдадут бедным определенную часть собранной суммы (так, например, поступили в Бресте и Морлé летом 1820 года), либо о том, что, если собранная сумма окажется больше, чем требуется на банкет, излишек отойдет бедным. Адресаты этого акта великодушия менялись, а формы распределения подлежали обсуждению: в провинции помощь всегда предназначалась городским беднякам, так что раздавать ее поручали либо кюре, либо муниципальным конторам общественного призрения: в этом случае выбор также был не лишен политических подтекстов133. Но излишек средств мог предназначаться для конкретных лиц, таких как люди, отбывающие заключение за долги, «семь особ, пребывающих в весьма плачевном положении, причем почти во всех случаях по причине политического преследования»134, люди, «отбывающие заключение за политические преступления»135, или же итальянские, испанские, португальские и южноамериканские беженцы (им помощь была оказана после банкета в «Бургундском винограднике»). Наконец, щедрость участников банкета могла принимать сугубо филантропические формы, разумеется, не утрачивая при этом и политического значения, — например, в Руане в сентябре 1818 года собранная сумма предназначалась для основания или поддержки школы взаимного обучения.