Патриотизм — это, прежде всего, чувство. Много нынче говорят о том, что русскому человеку свойственна широта, что он никогда не обращает внимания на национальность, что он всегда «выше» этих вопросов и т. п. Всё это так. И всё это относится ко времени естественного доминирования русских практически во всех сферах жизни — экономической, политической, культурной, демографической. Ныне, когда ситуация абсолютно противоположная, нечего ждать от русских прежних качеств. Более того, «карнавальная демонстрация» «всемирной отзывчивости» ставит русских в смешное, чаще в глупое положение. Пародирование и насмешки над русской «широтой» и «доверчивостью» — ныне не случайно любимый сюжет «телесатириков». Сейчас стыдно быть русским и быть национально безграмотным. Знание дает силу. Умноженное на веру, на физическую силу, на чувство исторического времени, оно и дает русского человека. Николай Данилевский писал: «…Русский, перестающий быть русским, обращается в ничто — в негодную тряпку, чему, каждый, без сомнения, видел столько примеров…». И тот, кто отпал от нравственности — в слове ли, в экономике, политике — обязательно будет наказан. Богом, природой, ходом событий — это уж кто как трактует. Но наказание — неминуемо.
А всё идет к тому, что русская национальная культура будет оттеснена на периферию (вроде бардовской песни в советские времена), и эта периферийность сама же станет теснить и дробить захваченную «нишу» — произведения начнут мельчать качественно и количественно. «Верх» же будет захвачен чудовищным космополитическим коктейлем, противным внешне, внутренне, по форме и содержанию всему русскому. Это вызовет огромное отвержение русских людей от искусств, от красоты, заключенной в искусстве. «Низам» же бросят, как кость, массовую культуру, эстраду и литературу, основанную на угасающих инстинктах, «телесном низе» и бытовой пошлятине. Потому борьба за души людей — самая беспощадная из всех незримых сражений. Валентин Сорокин говорит нам:
Мне кажется, что каждый человек, независимо от времени, в котором он живет, независимо от своих внешних «достижений», рано или поздно осознает: самая большая ценность, которая ему дана — его душа. Она, душа, почти не слышна в нашей обыденной, суетливой жизни, голос её заглушен гулом техносферы. И душа, кажется, вроде бы уже и не просит «есть и пить», но как она ранима, отзывчива и на беды жизни, и на неброскую вселенскую красоту! Душа оживает, когда соединяется с красотой — чистым снегом, журавлиной песней, березой под окном, с тем, бесконечно родным и неизъяснимым, что рассеяно в природе и в том, что рождено нашими писателями, музыкантами, художниками не только умом и ремеслом, но, прежде всего — душой.
И я думаю: неужели душа человека, полупридавленного катком потребительской цивилизации, будет мечтать о стихах, рожденных компьютером, или о любви к синтетической женщине?! Трава пробивает старый асфальт — природа непобедима. А для человека, если он, конечно, не из «Биллов» или «дебилов», нет большего счастья, чем слышать голос своей души. И потому жизнь людей должна быть устроена так, чтобы ни один из нас не был лишен этой красоты — видеть и чувствовать родную землю. Об этом мечтается. А пока: «Звездный путь!.. Где он? У русского народа его отобрали, а у России — взорвали под ее пятою. А нам, грешным, звездного пути даже в небе не указали, на вселенском океане и то побоялись взгляд наш повернуть к тому звездному пути…»
Возвращение великой книги
Переиздание этой книги — огромное событие в духовной жизни России. (И в моей собственной жизни — тоже.) Пусть тираж — 1000 экземпляров, пусть молчат о ней «заводилы» громких литературных премий (им можно посочувствовать: они лишены великого счастья — причастности к яркой, значимой, сильной прозе), пусть автор пребывает в тщете и забвении, а всё же дело сделано — книга вернулась, её прочтут многие и многие, и это слово обязательно отзовётся в наших сердцах — иначе и быть не может!