Наркис Матвеевич верит, что будет любить Анну Семеновну во все дни живота своего, всю жизнь посвятит ей и детям, рожденным ею. В гневе никогда не позволит себе повысить на нее голос, в горе будет ее опорой, в болезни — врачевателем.
…Пройдет много лет. Будут радости и горести. Всякое будет. Но этот переезд из Егвы в Висимо-Шайтанск, эта гроза в горах Урала, сосна, вспыхнувшая перед окнами, изба раскольника — лесного смотрителя, те ночные мысли о будущей жизни, о силе своего чувства к жене будут помниться всегда. В любви и полном согласии проживут все дни своего супружества Мамины вплоть до безвременной кончины Наркиса Матвеевича.
Много лет спустя, на склоне жизни, Дмитрий Наркисович, в автобиографических записках, вспоминая юность и родителей, напишет о них так:
«Тихо и мирно жили эти люди, добросовестно несли свои обязанности, и я всегда с удовольствием вспоминаю об этой жизни и думаю, что недаром сказано об уменье распорядиться тем малым, что выпадает на долю человека».
3
С первого взгляда Наркису Матвеевичу и Анне Семеновне это бойкое заводское селение, после глухой и бедной Егвы, затерянной в прикамских чащобах, пришлось по душе. Порадовал их и просторный, на каменном фундаменте дом, недавно поставленный в центре поселка, неподалеку от церкви. Тогда они еще не знали, что здесь хоть и в бедности, но счастливо пройдут безвыездно двадцать пять лет их жизни.
Привыкая к жизни на новом месте, знакомясь с людьми, Анна Семеновна в своей заветной тетрадочке, как привыкла в Егве, 6 августа 1852 года записала:
«Вчера я была за обедней и, слава богу, простояла до конца. Вечером были у лекаря. Я теперь здорова, и если бы не в этом положении, можно сказать спокойна. Как жаль, что не воротишь прошлое, как жаль, когда я была маленькая, мне многое не объяснили и не показали. Я очень часто писала бы в Горный Щит, по крайней мере недели через две, а не через месяц и полтора, как это теперь делается, притом не затрудняла бы других».
Заводской поселок Демидовых, Висимо-Шайтанск, стоял на водоразделе Европы и Азии, где сбегались горные речки Шайтанка и Сисимка, Утка и Висим, образуя обширный пруд для заводских нужд. Появился он в 1741 году на государственной земле, занятой раскольничьей деревней. К 1797 на заводе действовала крупная молотовая фабрика, с шестью кричными горнами и тремя молотами. Ее обслуживали почти четыреста крепостных мастеровых. Поселок мало чем отличался от других демидовских владений. В центре — церковь, площадь, на которую выходило низкое, с греческим фронтоном, с колоннами, в стиле аракчеевского ренессанса деревянное здание конторы. Провиантский магазин, «питейный дом», сторожевая будка. Ниже плотины заводские, или по тем временам фабричные, корпуса. А кругом по угорьям, вроссыпь, лепились рубленые дома рабочего люда. Население жило смешанное: местное, из раскольников-кержаков, бежавших когда-то от царских преследователей на Урал, и вывезенные Демидовым крепостные крестьяне из Тульской и Черниговской губерний. К тому времени, когда Мамины поселились в Висиме, там насчитывалось двести тридцать шесть дворов с населением две тысячи человек.
Наркису Матвеевичу от заводовладельцев полагалось бесплатно: дом, двадцать пять саженей березовых дров в год, овес для лошади. Шел и провиант по норме, полагавшейся на работающего в заводе: мужу и жене в год по восемнадцать пудов и двадцать фунтов ржаной муки, детям до пяти лет — по четыре пуда и двадцать фунтов. Сверх того — жалованье — сто сорок два рубля восемьдесят копеек в год, то есть — по одиннадцати рублей девяносто копеек в месяц. Это равнялось среднему заработку висимского рабочего. Кружечный сбор давал еще столько же денег. Подрастали дети и уезжали учиться, увеличивались расходы, заметно дорожала жизнь, а доходы оставались такими же, и Мамины еле сводили концы с концами. Все же Наркис Матвеевич считал свое положение лучше, чем в других приходах. Имея твердое жалованье, он оставался относительно независимым от щедрот прихожан, а главное — заботы о жизни не нарушали душевного мира супругов Маминых.
Отец Анны Семеновны, привязанный к семье дочери, заглянувший в Висим, писал в октябре 1853 года, на втором году жизни Маминых на Урале: